Зеленый берег

Сперва Гаухар никак не могла поверить, что нагрянувшая беда непоправима. Хотя она и горевала, и мучилась, тем не менее считала, что тягостное наваждение как-то само по себе минует, ведь это всего лишь затянувшийся страшный сон, — ничем иным она и не могла назвать надвигающийся разрыв. Крушение семьи она считала чем-то противоестественным. Разве можно пойти на это? И Джагфар, сколько бы он ни упрямился, рано или поздно признает свою ошибку.

Но Джагфар продолжал упорствовать. Тогда она решила облегчить ему примирение, несколько раз начинала разговор: «Давай покончим с этой бессмысленной ссорой. И у меня камень на сердце, и тебе, вижу, нелегко». Муж отмалчивался. Порой Гаухар готова была даже принять вину на себя, хотя и не понимала, в чем ей надо признаваться. Она говорила: «Ладно, я согласна, никто из нас не чище чистого. Наверно, случалось, что и я была неправа: напрасно сердилась, была резка… Если так, прости меня».

Муж язвительно усмехался в ответ, как бы говоря: «Погоди, еще и не в том признаешься».

Гаухар безошибочно понимала эту усмешку. И снова надолго замыкалась в себе. Не могла же она, в самом деле, наговаривать на себя всякие небылицы. За все годы ее замужества она была верна Джагфару. Берегла себя только для него. А он ни во что не ставит верность ее. Да что же это такое — затянувшийся бред наяву? Давно ли жизнь ее была наполненной, она всегда видела около себя близкого человека, могла поделиться с ним самым сокровенным, пожаловаться на случившуюся неприятность: когда выговоришься, и боль не в боль, и беда не в беду, сразу становится легко. А теперь что?.. «Пусто кругом», — сотый раз повторяла она себе.

Гаухар довольно много читала, знала из книг, что время всесильно, оно многое может исправить и залечить душевные раны. Но Гаухар не помогало и всемогущее время. Наоборот, с каждым днем ей становилось все тяжелее. Надо отдать ей должное: невыносимую боль — и потерю близкого человека, и незаслуженную, страшную для женщины обиду — она таила глубоко в сердце, ни с кем не делилась своим горем, ибо считала, что горе это поразило не только ее, но и Джагфара. К тому же она все еще не переставала ждать и надеяться.

В квартире было пусто, безжизненно. Гаухар сидела у окна, ждала Джагфара, — может быть, сегодня удастся поговорить как следует. Ведь Джагфар за все эти тяжкие дни не намекал на возможность окончательного разрыва. Должно быть, это не зря. Наверно, ему тоже чем-то дорога еще совместная их жизнь.

Жизнь… Словно впервые Гаухар поняла, как значительно и объемлюще это слово. Жить вместе — это не просто общая, удобная и уютная квартира. Первые годы они с Джагфаром жили на окраине города, снимали частную квартиру, тесную и невзрачную. И все же Гаухар была неизмеримо счастлива. Она и сейчас готова лишиться всех благ, только бы муж не топтал ее человеческое достоинство, не бросал в лицо оскорбительные и необоснованные обвинения. Ей не так уж много надо: пусть Джагфар будет по-человечески приветлив, уважителен — и она опять готова жить для него.

Сегодня Джагфар вернулся домой несколько раньше» В последнее время он не являлся пьяным, но по-прежнему не разговаривал с женой. Вот и сейчас — молча разделся, молча умылся, молча поужинал. Ни на одно обращение Гаухар не ответил. И ей не оставалось ничего иного, как уединиться на кухне. Только когда Джагфар поужинал, она вернулась в комнату.

— Джагфар, — как можно спокойнее я мягче начала она, — дальше так нельзя. Нам все же надо объясниться…

— Опять ты за ту же песню? Не хочу слушать! Даже эти пренебрежительные слова обрадовали Гаухар: главное — Джагфар вступил в разговор, ответил!

— Послушай, — в том же сердечном тоне продолжала Гаухар, — это очень жестоко — таить в сердце злобу против близкого человека, обвинять его в самом бесчестном. Переносить это невозможно.

Джагфар пожал плечами.

— Надо было раньше думать о последствиях. Теперь уже поздно взывать к жалости.

— Неужели ты все еще веришь, что я виновата перед тобой?! — воскликнула Гаухар. — Да ты поймешь, наконец, как это низко?!

— И понимать не хочу. А вот тебе пора понять, что мы уже отрезанные ломти.

— Джагфар, как у тебя повернулся язык сказать такое?!

— Что знаю, то и говорю. И прошу — больше не беспокой меня.

— Слушай, я ведь вынуждена буду у кого-то пробить защиты от клеветы.

— Это твое дело.

— Ну, хоть скажи прямо: в чем я все же виновата? Из твоих намеков можно понять, будто я тебе изменила. Где? Когда? С кем? Если ты имеешь в виду Билала, так я в свое время все рассказала тебе о его неудачных ухаживаниях. Допустим, он все еще не забыл свою мальчишескую глупость, так разве я виновата в этом? Я еще раз резко напомнила ему, что замужем, и потребовала категорически, чтобы он оставил меня в покое…

— Не трать, пожалуйста, красивые слова, я все равно не верю тебе.

— Ты думаешь, что я неисправимая лгунья?

— Ладно, хватит слов, я устал слушать. Я ведь не требую у тебя отчета. Что сделала, то сделала. Вот и все.

— Нет, Джагфар, клянусь — нет! Нас кто-то ссорит, Я ни капельки не виновата.

— Я это уже слышал.