Зеленый человек (СИ)

    Закончив попурри из битловских песен, «Стожары» начинают исполнять свои. Я делаю телевизор потише и глажу Пиню. Он мурлычет ещё громче, а я вспоминаю мою юность…

    Середина семидесятых, институтское мужское общежитие, и я со своими нескончаемыми прыщами на лице. Помнится, у Мишки их тоже хватало, и выпивал он из-за этого не меньше. Но – он еврей, а я русский. Ему этого делать нельзя, а мне можно. Как там у Чехова:

  «Мне противны: игривый еврей, радикальный хохол и пьяный немец…».

   Так вот пьяный еврей – это тоже не очень естественное положение дел. Как-то я читал книгу рассказов Михаила Веллера, очень талантливого писателя и уважаемого мною человека, который много потом чего верно предсказал. Писал он и о своём пьянстве, был, оказывается и у него такой период в жизни.

    - Целый месяц я пил, - писал он, - обрюзг, опустился. На улицу выходил только затем, чтобы перейти через дорогу и взять в магазине напротив очередную порцию водки. -

    Очень правдоподобно писал Веллер.  Но я сам из пьющей семьи, вернее, мой отец выпивал, а потому я могу оценить, когда человек приукрашивает свои подвиги на пьяной почве, а когда пытается скрыть свой непреоборимый недостаток.  Я думаю, Веллер в конечном счёте преодолел свой порок, поэтому так откровенно и с бравадой писал о нём. Впрочем, как и я про свои прыщи. Если бы у меня остались от них хоть какие-то отметины на лице, вряд ли бы я когда об этом заикнулся. Другое дело мой отец, он про своё пьянство всегда всё скрывал, старался смягчить неприятный процесс.

   Как-то я приехал с Севера в отпуск, отец был дома в своём обычном состоянии.

   «Утихомирь его, - обратилась ко мне мать, - уже месяц,  как пьёт».

   «Надя, ну что ты сыну на меня  наговариваешь, - обижался отец, -  ещё и двух недель нет, как пью…».

   То есть две недели он за запой не считал…

  «Самогон просто некачественный попался, - прибавлял он, оправдываясь, - дерьмовый какой-то».

   «Во-во, - подхватывала мать, - на курином помёте настоянный, чтобы потом опохмелиться было нельзя. Вот теперь и пей его целый месяц…»….

    Но мы с Мишкой в институтские времена дерьма не пили. Употребляли в основном вино, молдавское.  Гриншпон  даже в гостях у меня в Почепе был, где я его познакомил со своим отцом. Потом мы все вместе пилили дрова, заготавливая их на зиму, потом кололи их и складывали в штабеля. Под конец работы отец вынес нам прямо во двор из кладовой порядочный кус первоклассного окорока, который сам закоптил. И ещё достал водочки чистенькой из холодильника в запотевшем графинчике. После трудов праведных это было высшим пилотажем.

      «Сила», - как говаривал он тогда.

      Отец сам разлил нам по рюмкам и сам нам поднёс.

   Да-а, было время…так о чём бишь я? Совсем забыл.

   А-а,  про Мишку Гриншпона я рассказываю, про зелёного человека, как его однажды обозвал один из наших преподавателей. Грин – зелёный, шпон – медный, так что на поверку Мишка не просто зелёным оказывается, а ещё и медным…

     На гитаре он хорошо играл и в музыке разбирался. Жил тоже в нашем общежитии, но этажом выше. А я тогда с Борей проживал в одной комнате, ну, вы Борю знаете. Красавец, любимец женщин, и до сих пор им остаётся, к тому же певец замечательный. Пел он в те времена, скажу я вам без ложной скромности, не хуже  Градского. Поэтому, когда мы с ним выпивали по рюмке и начинали петь что-нибудь из репертуара Есенина, или из народных песен, голоса наши слышны были у входа в «Майский парк», а это за три квартала от общежития.

    «Для меня нет тебя прекрасней, - выводили мы во весь голос (не в такой, конечно, «Голос», который сейчас показывают по телику по пятницам, он нам и в подмётки не годится, а в настоящий), - но ловлю я твой взор напрасно… и т. д.», - продолжали мы.

    Жили мы с Борей на четвёртом этаже, Гриншпон на пятом, так что ему было слышно нас сразу, и он тут же спускался к нам с гитарой, саккомпанировать. Играл он в институтском ансамбле, слух у него был отменный, к тому же, он прилично знал английский, что по тем временам было редкостью. Мы ему тоже наливали, Мишка не отказывался, потому что был душа человек и компанейский  парень. Короче, настоящий русский, в отличие от многих нас. Он меня и с женой моей познакомил, и Борю тоже с его будущей супругой. Правда, они потом развелись…

    Но вот однажды он пришёл в нашу комнату без приглашения, то есть, не услышав наших призывных рулад. В комнате я был один, Боря уехал домой к родителям. Пришёл Мишка с гитарой и с бутылкой водки. Как сейчас помню, был вторник 9-го декабря 1980-го года. Были мы уже к тому времени пятикурсниками.

   «Ты один»? - спросил он.

   Я утвердительно кивнул головой.

   «Выпьешь со мной»? – его голос показался мне жалким.

   «Что за праздник? – попытался я улыбнуться, - и почему ты такой грустный»?

   «Сегодня у меня горе, - начал тихо Мишка, - большое горе. Два часа назад по «Голосу Америки» сообщили, что убит Джон Леннон…», - он смахнул слезу, а я насторожился.

     «Это который из битлов»? – робко поинтересовался я.