— Я ему не велел за агрономом ходить, а он своё продолжает, — пробормотал Петя, переступая озябшими ногами по Фединой спине. — Вот я ему дома разъясню…
Между тем, посмотрев в пробирку, Александр Александрович весело ухмыльнулся, сказал Дусе что-то, чего Петя не расслышал, и Дуся покраснела от удовольствия. Потом она развязала второй мешочек, и всё началось сначала. Почва, взятая из второго мешочка, тоже понравилась Александру Александровичу.
— Сейчас! — прошептал Петя.
— Что? — спросил Коська также шепотом.
— Нашу проверяет.
Александр Александрович всыпал в пробирку землю и залил её водой. Петя увидел, что вода стала красной.
— Смотрите, Евдокия Захаровна! — закричал агроном так громко, будто Дуся была на улице. Совсем близко от окна появилось её испуганное лицо.
— Страшно кислая земля! — продолжал агроном. — На ней ничего не вырастет. Её нужно известковать и известковать!
— Пиши, — сказал Петя. — Надо известковать.
Фёдору было неудобно держать на спине Петю и записывать, и он передал тетрадку Косьхе. «Надо известковать», — написал Коська, сделав от волнения две ошибки.
— Здесь что-то не так, — растерянно разглядывая пробирку, доказывала Дуся. — Я же проверяла. Это образец с третьего поля. Я, Александр Александрович, ещё осенью…
— Значит, плохо проверяла, дорогая. — перебил её агроном. — На ваше поле придётся сыпать тонн по десять извести. Тонн по десять!
— Пиши, — сказал Петя, — десять тонн извести на гектар.
— А на наш участок — два килограмма, — быстро пересчитал Фёдор, и никто не удивился, потому что все знали, как хорошо он в уме решает задачки.
Теперь можно бы было и уходить, но Петя всё смотрел в окно, а в душе его шевелилось какое-то противное, тяжёлое чувство.
Крепко охватив голову руками, Дуся сидела, сгорбившись, на стуле, а косынка у неё сбилась набок и держалась на одной заколке.
Стал накрапывать дождик. Ребята перелезли через забор и пошли по домам.
Петя отстал от приятелей, остановился, подумал и, сам ещё не понимая зачем, вернулся к агролаборатории.
Сыпал меленький дождик. Возле освещённых окон поблёскивали капельки. От дождя на улице стоял еле слышный шум, будто по сухому сену перебегали мыши.
Свет в агролаборатории потух, и только лампочка, укреплённая над дверью, освещала мокрые ступеньки. На крыльце появилась Дуся. Она запахнула полу пальто и, осторожно переступая по кирпичам, набросанным в лужу, перешла на тропинку. И Петя заметил, что косынка её так и осталась сбитой набок и держится на одной заколке.
«Надо ей деталь подарить», — подумал он.
Как-то проезжий командир дал ему хрустальную призму от бинокля. Она всегда хранилась в левом кармане Петиных брюк. Это была удивительная призма: если сквозь неё посмотреть на человека, то из одного человека делается три, и все разноцветные.
Петя собрался было догонять Дусю, но услышал впереди разговор и остановился. Так и есть: к Дусе подошёл дядя Вася.
«Ну ладно, завтра отдам», — решил Петя.
— Кто это ходит? — послышался испуганный голос. На крыльце с ведром стояла Лёля.
— Я хожу. А что надо? — грубовато ответил Петя.
— Ах, вот это кто! — обрадовалась Лёля. — Иди сюда, под навес. Дождик ведь.
— Мне такой дождик — хоть бы что! — усмехнулся Петя, но всё же поднялся на крыльцо. — Ты куда?
— Папа велел землю выбросить. Он сегодня не в духе. Его Евдокия Захаровна расстроила.
— Сам он виноватый, — сказал Петя. — Вы только приехали и не знаете ёе вовсе. Она, гляди, всё умеет. И микроскоп налаживать, и на карточку снимать — всё умеет. Таких, как она, у нас в деревне и нет вовсе.
— И я умею на карточку снимать, — возразила Лёля.
— И рассказывает наизусть, как по книжке. Глаза закроет и рассказывает…
— И я умею рассказывать, — упрямо перебила его Лёля.
— Она всё знает. Она, наверно, столько же, сколько Клавдия Васильевна, знает… — Сказав это, Петя немного испугался и даже оглянулся вокруг. — Нет, конечно, столько, сколько Клавдия Васильевна, она не знает. Но зато Клавдия Васильевна в волейбол не умеет играть, а Дуся ещё как умеет. Как стукнет, так и тама.
— Ну и ладно, — сказала Лёля, почему-то обидевшись. — Я, если ты хочешь знать, тоже в волейбол умею. Только не хочу.
— А когда она вожатой была, как у неё за нас душа болела! «Сколько, говорит, я с вами намучилась!» Вот я ей эту деталь отдам.
Он достал призму бинокля и с сожалением посмотрел на неё:
— А себе я ещё такую достану. Верно?
Лёля молчала.
— Ей эту деталь тоже надо. Верно?
Лёля обиженно дёрнула плечами, чтобы он отвязался.
На следующий день они встретились в классе словно незнакомые: даже не поздоровались.
Но, когда Клавдия Васильевна читала вслух книжку «Как закалялась сталь», Петя изредка поглядывал на Лёлю и заметил, что она тоже иногда косит на него глаза. «Всё-таки худо ей одной, без матери, — подумал он, — и обед готовить, и вёдра таскать».
Клавдия Васильевна закрыла книжку.
В классе было тихо.
— Вы видите, ребята, — начала учительница, — как ярко в поведении Павла проявилась главная черта советского человека: преданность родине и Коммунистической партии.