Зеленый фронт

Дальше, километрах в в двух, при сооружения укрытия для танка, солдаты подрубили невысокую березку. Ствол-то был всего ничего — сантиметров двадцать в обхвате. Ей хватило пару ударов топора… Ближе к вечеру слом с шевелящимися щепами начал покрываться капельками смолы. Вязкая, желтая жидкость появлялась прямо из сердцевины ствола. Капля за каплей, она стекала по слому и накапливалась в углублении. За какие-то несколько часов «открытая рана» заполнилась на глазах твердеющей пленкой. Издалека могло показаться, что на согнувшемся дерево какой-то безумный мастер приладил увесистый кусок янтаря.

На другом конце леса в нескольких шагах от тракта трепыхалась подстреленная ворона. Солдаты, носящихся туда сюда грузовиков, развлекались… В этом месте обычно водитель притормаживал, объезжая глубокую лужу, и солдатам предоставлялась прекрасная возможность развлечься. Обычно это не приветствовалось, но в этот раз офицера поблизости не было, да и настроение было на высоте. Потребовался меткий стрелок и черная фигура, каркавшая с дерева, оказалась на земле… Трепыхалась она уже давно! Часа два, наверное. Клюв бессильно открывался, словно выкрикивал слова о помощи. Растопыренные перышки уже покрылись пылью, молотя о землю… Хлясть! Хлясть! Движения нет! Только пыль поднимается в воздух! Хотя нет, движение все-таки было. Из под мха вытянулось тонкое щупальце и осторожно обхватило ворону, затрепетавшую еще сильнее. Мох призывно приподнялся, открывая темнеющий провал. Медленно птицы затянуло в темноту…

25

Молодая женщина со вздохом опустилась на землю. Идти больше не было сил. Высокая грудь приподнималась и опускалась, словно детали хорошо отлаженного механизма.

— Садись, Леся, — потянула она за собой стоявшую рядом девчонку. — Не могу больше! Всю ночь шли… Нету больше моих сил.

Подросток примостился рядом. Сложив руки на передник, она с тревогой посмотрела на мать.

— Мамуль, а как же она? — ей даже имени не нужно было называть и так, о своей спасительнице думал каждый из них все это время. — Она ведь там осталась?

— Да, дочка, — прошептала Фекла, затуманившимися глаза всматриваясь в сторону дома. — Спасла она нас… Спаси бог, матушку Милениху! В ножки мы должны ей поклониться и руки целовать, что спасла она нас от смерти… Сожгли бы ироды, как есть сожгли! Или того хуже.

— А что хуже? — несмотря на усталость, Олеся по прежнему, оставалась крайне неугомонным и шебутным ребенком. — В неметчину гнали бы? Да?

— Помолчи лучше! — неожиданно повысила голос женщина, строго посмотрев на подростка. — Силы береги… Нам до болота еще идти и идти. Даст бог до вечера дойдем.

— Скорей бы уж, — вновь подала свой голос Олеся, зашуршав ногами. — Хоть с людьми будем… Ой! Мама! Смотри!

Прыжку девочки позавидовала бы и испуганная антилопа. Вскочив, она вцепилась в мать и уставилась широко открытыми газа куда-то в сторону.

— Отцепись, коза неугомонная, — разозлилась, ничего не понимающая мать. — Чего там такое? Ежа что-ли увидела! Нет здесь никого! В сторону болот немцы бояться ходить… Боже ты мой! Свят! Свят! Свят!

На ногах они стояли уже вдвоём и с ужасом смотрели на землю. От раздвоенного дерева, свесившего свои ветки на добрые метры в стороны, на них тянулась трещина… Земля с неприятным чмокающим звуком раздвигалась в стороны, а напитанные влагой комья вместе с прошлогодней прелой листвой осыпались куда-то вниз.

— Мам, мам, ты что молчишь? — девчонка с силой теребила женщины за рукав. — Мам!

Фекла впала в легкий ступор. Необразованная, с трудом читавшая по слогам и дальше деревенской околицы не выходившая женщина сильно испугалась… В доли секунды вспомнился их местный ксендз, и в годы советской власти продолжавший мутить воды в селе. «Истинно говорю вам, братья и сестры, — звучал в ее ушах испитый голос, сейчас похожий на откровение. — Грядет время Антихриста! И спасутся только лишь званные, а иных поглотит геена огненная! Истинно реку вам, мои дорогие! Именно так все и будет! Загрохочут небеса, сверкнут молнии и разверзнется земля… Молитесь, братья и сестры, господу нашему Иисусу Христу и просите его сжалиться над нами. Только так спасемся мы, только там избегнем страданий в геене огненной».

С пылающим фанатичным блеском в глазах, женщина медленно опустилась на колени и истово забормотала молитвы Святого Августина:

— Господь Иисус, дай мне познать себя и познать Тебя и ни к чему иному не стремиться, как только к Тебе.

Дай мне отвратиться от себя, и полюбить Тебя, и все делать ради Тебя.

Дай мне смирить себя, и вознести Тебя, и ни о чем другом не помышлять, как только о Тебе.

Дай мне умертвить себя и ожить в Тебе, и все, что случится, принять от Тебя.

Дай мне уйти от себя и последовать Тебе, и всегда жаждать идти к Тебе.

Дай мне убежать от себя и поспешить к Тебе, чтобы заслужить мне покровительство Твое.

Дай мне устрашиться себя и убояться Тебя, чтобы быть среди избранных Твоих.

Дай мне не доверять себе, но уповать на Тебя, чтобы стать послушным Тебе.

Дай моему сердцу не стремиться ни к чему, кроме Тебя, и стану как нищий ради Тебя.

Взгляни на меня — и возлюблю Тебя.