Первым в мире предпринимателем в сфере туризма был Томас Кук, баптистский проповедник и сторонник трезвости. Он начал устраивать для рабочих из промышленных городов экскурсии в сельскую местность. Приглашал английский пролетариат на пикники с марширующими оркестрами, чтобы хоть на некоторое время удержать его от выпивки. В долгосрочной перспективе этот благочестивый проект, как известно каждому, кто побывал на Майорке, с треском провалился.
Концерн Томаса Кука был основан с самыми благими намерениями, но последствия его были ужасны. Возможно, крах концерна ровно через 180 лет, в 2019 году, — это сигнал «Стоп!», и к нему следует отнестись серьезно. Уже в год смерти Кука (1892) внимательные наблюдатели догадывались, что, создав массовый туризм, Кук породил на свет монстра. В почтительном некрологе, опубликованном газетой «Таймс», отчетливо звучит снобистская интонация: «Мы желаем фирме, гарантирующей все удобства, каким-то образом способствовать возвышению духа и исправлению манер путешественников».
Вскоре стало очевидным, что выведена новая порода человека, жалкое чудовище — турист. Слово «турист» стало синонимом самодовольного обывателя, тупого невежи. Он невежественней даже дурачка, которого играет Герхардт Полт в классическом фильме великого Дитера Хильдебрандта «Здесь говорят по-немецки» (1988). Тот дурачок считал себя большим знатоком заграницы, заявлялся в ресторан и на ломаном местном языке с важным видом заказывал несуществующую марку вина. Консервативный культуролог Герхард Небель в начале 1950-х описывал туристов как скопища огромных бактерий. «Западный туризм, — уже тогда писал он, — это страшное нигилистическое поветрие, страшная западная чума, вряд ли уступающая по вредоносным последствиям эпидемиям Ближнего Востока и Центральной Азии, но куда более коварная».
Разоблачение туризма, конечно, началось не вчера. Нет ничего легче, чем презирать туристов, которые топчут и растаптывают то, что ищут. В издевках над туристами, как и в моих придирках к эстетической деградации воздушного сообщения, есть изрядная порция снобизма, возможно даже, отвратительного элитаризма. Ханс Магнус Энценсбергер в статье о туризме (1958) утверждал, что громче всех протестуют против туризма те, кто видит в нем угрозу своим привилегиям. «Они по умолчанию требуют, чтобы путешествия были эксклюзивными, доступными только им и им подобным». Энценсбергер цитирует книгу «Путешествия в старое доброе время», вышедшую в 1903 году: «Сорок лет назад гостиницы были уютными и удобными, а неудобной массы гостей не было». И еще: «Тогда туристы были редкостью, а вульгарной публики вроде нынешней не было и в помине».
Снобизм обвиняют во всех грехах. Но все ли обвинения справедливы? Когда в аристократических кругах было принято одобряемое обществом пристойное поведение, которому подражали честолюбивые простолюдины, снобизм, возможно, играл положительную роль. И если современным элитам надоест летать два раза в год на Сейшелы или Мальдивы, а писком моды станет альпинизм или пешие походы по Гарцу, это весьма благотворно отразится на климате. Говорили же в старину, что путешествия не имеют ничего общего с отдыхом.
Путешествия, объяснила нам Гарриет Кёлер в своей книге «Инструкция для домоседов», утоляют нашу тоску по дальним странам. Она свойственна людям ущербным, которым всегда чего-то не хватает. Мы изначально стремимся к какой-то другой жизни, хотим сбросить не только зимнее шерстяное белье, но и наши будни. Хотим высвободить под чужим солнцем все, что отдаляет нас от нас самих. «Тоска, которая гонит нас вдаль, — пишет Гарриет Кёлер, — это желание стряхнуть наше будничное Я. В каждой из нас тайно живет парижский шик, не так ли? Нам бы только прогуляться по Маре. Ведь, в сущности, мы — столичные космополиты. Едем в Нью-Йорк!» Но если большинство людей, считающихся образцами хорошего вкуса и не страдающих комплексом неполноценности, придет к выводу, что шикарными можно быть и не на фоне фасадов чужих городов, тогда главный аргумент в пользу путешествий отпадет сам собой.