Зеленый гедонист

Путешествия не сулят больше никаких приключений. В сущности, это снижает качество жизни, не так ли? Нынче во время перелета самой серьезной проблемой может оказаться отсутствие в меню бесплатного арахиса. Или слишком близкое соседство сидящего впереди пассажира. Вряд ли это свидетельствует в пользу нашей цивилизации. «Сначала наш самолет опоздал на два часа. И потом еще битый час проторчал на взлетной полосе». Так в наше время люди живописуют трудности когда-то рискованного воздушного сообщения, демонстрируя тем самым, как высоко — в самом прямом смысле слова — мы с тех пор поднялись. Это и меня касается, хоть я человек еще не старый. Я помню время, когда полет был чем-то особенным. Вы заранее бронировали билет (а вдруг все билеты раскупят и вам ничего не достанется?). Вы отправлялись в турбюро или в офис авиакомпании. В обмен на крупную сумму денег получали документ, изящно напечатанный на плотной бумаге. Берегли его как зеницу ока. И в какой-то счастливый момент, слегка волнуясь, вместе с другими, наверняка более искушенными пассажирами, отправлялись в полет. Сегодня я делаю два клика в соответствующем приложении мобильника и по цене одного обеда лечу через всю Европу.

Теперь самолетами летают только так называемые «частотники». И если все-таки мой сосед во время старта судорожно хватается за подлокотник, а потом в полном восторге жмет на кнопку откидной спинки кресла и, может быть, даже с интересом листает рекламный журнал, он вызывает (у меня, во всяком случае) благожелательное сочувствие. А следовало бы, в сущности, считать необычайной удачей встречу с одним из немногих человеческих экземпляров, для кого все это внове, а не рутина, как для прочих. Хотелось бы разделить его восторги, например, поглощая обед, принесенный стюардессой, мечтательно процитировать знаменитую фразу Лорио^[29]: «Человек — единственное создание, способное на лету есть горячее».

Недавно (благодаря цейтноту) мне удалось вернуть путешествию авантюризм, по крайней мере, на несколько часов. Вечером у меня были дела в Берлине, а утром в 11 меня ждали в Кракове. Расстояние между Берлином и Краковом примерно 530 километров. Нормальный современный городской житель полетел бы самолетом, пусть и с экологически нечистой совестью. Но прямого рейса из Берлина на Краков ни утром, ни вечером не было. Был рейс с пересадкой в Варшаве, но тогда я заведомо опоздал бы на встречу в Кракове. Я поискал в Интернете, но с некоторым беспокойством убедился, что оставался лишь один шанс успеть вовремя: ехать на ночной маршрутке, которая, как известно, не отличается гламурностью, но прибывает в Краков в 9 утра. Она отправлялась в полночь с автобусной стоянки у Берлинского выставочного центра. «Вот где можно встретить истинных героев Европы», — сказал мой старый друг, журналист Штефан Митчин, когда я изложил ему план своего путешествия. В его голосе звучало то ли злорадство, то ли восхищение. Штефан много лет живет в Польше. «Маршрутками ездят женщины, которые бросают мужа и детей, неделями живут в Германии, нанимаются за гроши уборщицами, чтобы прокормить семью или заработать на лекарства. И строители, к которым в Германии относятся с высокомерием. Они будут страшно рады пообщаться ради разнообразия с вежливым немцем». За девять часов избалованные пижоны, вроде меня, успевают пересечь глобус. А здесь маршрут проходил через Коттбус, Вроцлав, Катовицы и промежуточные остановки у одиноких заправок. В общем-то Краков не так уж далек от Берлина. Но я всю ночь не смыкал глаз. Во-первых, потому, что сиденье было слишком неудобным. Во-вторых, потому, что дорога после Коттбуса явно нуждается в ремонте и вас трясет, как в шейкере для коктейлей. В-третьих, потому, что меня интересовали разговоры в салоне маршрутки. Никакой поезд, никакой самолет не создает у пассажиров такого чувства общности, как ночной рейс в автобусе. Здесь нет бизнесменов, прячущих лица за развернутыми газетами, и бездельников, сосредоточенно терзающих клавиатуры ноутбуков. Зато здесь едут описанные Штефаном дамы с огромными брезентовыми тюками, сшитыми из тентов для грузовиков.