Зеленый гедонист

Господин Тис остановился, подождал, когда все подтянутся, и сказал:

— Не хнычьте, несколько километров до Вестранда^[42], это раз плюнуть. Один парень пробежал тысячу километров до Зюльта, чтобы встретиться со своей зазнобой.

— И кто же это?

Все оживились, учитель объявил долгожданный привал, тридцать пять мальчишек уселись вокруг учителя и с восторгом выслушали его рассказ.

— Эта история произошла во время Германо-датской войны 1864 года. Пруссия и Австрия заключили тогда союз, чтобы откусить у королевства Дании герцогство Шлезвиг, куда входил и Зюльт. Здесь, где мы сейчас сидим, и по всему острову шли жестокие бои. Жители Зюльта восстали против датчан, датчане объявили осадное положение, арестовали зачинщиков бунта и отправили в тюрьму, в Копенгаген. Но мятеж они не подавили. Капитан австрийской армии Андреас Андерсен, уроженец Зюльта, привел на помощь повстанцам отряд солдат из Штирии и победил датчан. Датские анклавы герцогства Шлезвиг и Гольштейн перешли в состав Германского союза. Многие австрийские солдаты стали почетными жителями Зюльта. Это присказка, а история вот какая. Австрийский пехотинец Венцель Вонер познакомился на Зюльте с белокурой фризской девушкой, а когда вернулся домой, так затосковал, что прошел пешком тысячу километров, чтобы встретиться с ней снова. Он провел в дороге два месяца, прежде чем усталый, но счастливый прижал к груди свою милую. Он женился на ней и стал чиновником на Зюльте. И значит, австрийцы — наши друзья, — закончил свой импровизированный урок истории господин Тис».

И тот же вывод сделал Андреас на кокаиновой вечеринке. Никто из собравшихся в Кампене австрийцев понятия не имел ни об этой исторической заслуге своего отечества, ни о Венцеле Вонере. Андреас сорвал бурные аплодисменты, четверо или пятеро других гостей, до которых не дошла очередь, отказались от участия в конкурсе. Уроженец Зюльта был объявлен победителем, хозяин дома торжественно вручил ему купюру в 500 марок, все прокричали «ура!» и провозгласили Андреаса почетным австрийцем.

Мораль истории? Да нет тут никакой морали. Разве что полезный совет: если тоскуете по свежему воздуху, поезжайте на Зюльт, прогуляйтесь по Вестранду, дышите глубже. И в ваши легкие вместо NO_x и РМ10 попадут соль и йод, и это очень здорово. И держитесь подальше от кокаина, в просторечии кокса. Вдыхание кокса приводит к сильному сужению сосудов, а это вредит кровотоку и снабжению организма кислородом. Тут уж не поможет никакой свежий воздух.

Последние вещи

Осенью 2019 года в садах Ватикана можно было наблюдать необычную для римского взгляда церемонию. Посадку одного дуба. Босоногая женщина в легонькой набедренной повязке, прибывшая с берегов Амазонки, торжественно поднесла к дереву чашу с землей, опрокинула содержимое, коснулась лбом земли и благоговейно погладила ее под бормотание украшенных перьями индейцев. Католическая церковь всегда умело пользовалась духом времени. Поэтому она и существует так долго. В Средние века она была заражена милитаризмом монархий, в начале Нового времени подверглась влиянию меркантилизма набиравшей силу буржуазии, в XIX веке устремилась вслед просвещению, в начале XX века подхватила вирус расизма, а в конце XX века не устояла против постмодерной разнузданности. Теперь в моде культ природы.

Мне тоже небезразлична окружающая меня среда, потому-то я и написал эту книгу. Вопрос лишь в том, какое место в системе ценностей занимает охрана природы. Относится ли она, как полагал Дитрих Бонхёффер^[43] (или Лютер?), к числу последних или предпоследних ценностей?

Те, кто называет зеленое движение новой светской религией, часто стремятся его опорочить. Славой Жижек^[44], например, пишет, что зеленое мышление — это «опиум для масс, он заменяет исчезающую религию, берет на себя фундаментальную функцию старой религии и вместе с пророчицей Гретой в союзе с климатологами претендует на неоспоримый авторитет». Лично я считаю, что все формы религиозности хороши, так что, по-моему, предвзятая критика попадает пальцем в небо, и новая религия, льстящая современному индивидуализму и к тому же предлагающая нечто новенькое, а именно альянс между наукой и верой, должна бы внушать почти уважение.

Но мне куда интереснее докопаться до корней экологической ответственности, пусть даже принимающей религиозные черты. Так ли уж удивительно, что природа пробуждает религиозные чувства?