Зеленый луч. Буря

Вскинув брови, Овчаренко сверкнул глазами. Они смотрели друг на друга, и первый отвел глаза помполит.

— Ну, — сказал он, глядя в сторону, — как же это вышло?

Так же прямо глядя на него, Мацейс продолжал объяснять:

— Наш капитан, который вел тральщик после приемки знал, что он на нем не останется, и здорово распустил команду. Ему лишь бы до Мурманска дойти. Ну, мы и привыкли, по совести говоря, кое-как работать. Особого блеска не добивались, грязь развели и больше в «козла» играли. А когда Сизова назначили, мы и задумались. Всем известно, какой капитан Сизов. Уж он-то не допустит грязи или упущений. Нам, после вольной жизни, показалось обидным опять привыкать к порядку. Мы и списались. Не знаю, правы мы были или нет, а уж как вышло — так вышло. Я сам знаю, что работать надо как следует, но характер у меня отчаянный: если загнусь — не рассуждаю. Так что как хотите, так и поступайте с нами. А напились мы со злости, что уйти пришлось.

— Как же? — негромко спросил Овчаренко. — Напились вы со злости, что уйти пришлось, а напившись, забыли, что ушли с тральщика. Как-то не вяжется, а?

Мацейс усмехнулся очень смущенно.

— Видно, что вы допьяна не допивались, — сказал он. — Тут уж голова ни при чем. Ноги на тральщик принесли, а откуда ногам знать, что мы с капитаном Сизовым служить не хотим.

Все это время Студенцов курил трубку и, казалось, не слыхал разговора. Теперь Овчаренко обратился к нему:

— Я не знаю, Николай Николаевич, что с ними делать. Не возвращаться же из-за них в порт! Пассажирами возить тоже бессмысленно. Пусть поработают этот рейс, а в порту поговорим серьезно. Как ты думаешь?

У него было сейчас брезгливое, злое лицо, и он очень не нравился мне. Я подумал, что, наверное, это один из тех скучных и нравоучительных людей, которые считают, что на берегу моряк должен проводить все свое время, слушая беседы и лекции и изредка танцуя па де катр под руководством специально приглашенных затейников. Об этих скучных людях мне с большим негодованием рассказывали мои ленинградские приятели-моряки.

Капитан сунул трубку в карман и внимательно осмотрел Мацейса и Шкебина.

— Механиками зачислить вас я не могу, — он говорил недовольным и резким тоном. — Если хотите, идите матросами, а не хотите — пассажирами четвертого класса! В трюм! — Видно было, что он очень сердится. — Моряки, в рюмке вам плавать, — буркнул он под нос, потом скомандовал: — Пойдете к старшему помощнику, скажете: я приказал зачислить вас в первую вахту, — отвернулся и, вынув из кармана трубку, снова начал ее разглядывать.

— Есть, товарищ капитан, — весело загремел Мацейс, и все трое мы вышли из рубки.

Солнце светило вовсю. Внизу на палубе стояли матросы и громко смеялись чьей-то шутке. Море чуть-чуть колебалось, белые чайки покачивались на еле заметной волне, нос тральщика спокойно и ровно резал гладкую масленую воду. Берег был с другого, с левого борта. Перед нами море шло до самого полюса.

— Рассердился старик, — улыбаясь сказал Мацейс, — такое его капитанское дело. — И вдруг толкнул Шкебина в плечо: — Чего приуныл, нюня?

— Отстань! — буркнул Шкебин.

— Не горюй, — смеялся Мацейс. — Что-нибудь да придумаем. — Потом он повернулся ко мне, и лицо его снова стало серьезным. — Вот что, Женька, — сказал он, — ты моряк еще молодой, можешь лишнее ляпнуть. Про то, понимаешь, где мы гуляли, ну и все такое — молчок. Такое уж морское правило — языком зря не трепать. Увидел ты нас впервые вот здесь, в шлюпке, а что за люди, откуда — знать не знаешь, ведать не ведаешь.

— Мне таких вещей говорить не нужно, — обиделся я.

Мацейс засвистел и, взявшись за поручни, скользнул вниз по трапу. Шкебин последовал за ним, громко стуча подкованными железом сапогами. Я смотрел им вслед, как они шли по палубе, два здоровяка, уверенные, крепкие, настоящие моряки, и вдруг услышал за спиной разъяренный голос:

— Слюсарев, ты на вахте или под вахтой?

Я обернулся. Молодой парнишка, очень похожий на молочного поросенка, розовенький, с пухлыми щеками и вздернутым кверху носом, сурово и недовольно смотрел на меня.

— Ты что думаешь — тут за тебя работать будут?

Он повернулся и побежал по палубе. Быстро спустившись по трапу, я побежал за ним.

На тральщике кипела жизнь. Возле левого борта была разложена большая сеть, и несколько матросов, сидя прямо на палубе, чинили ее. Большие деревянные иглы мелькали у них в руках. Усатый пожилой человек всеми командовал, всех торопил и сам с удивительной быстротой орудовал деревянной иглой. Впоследствии я узнал, что это Силин, тралмейстер, главный начальник над тралом — огромною сетью для рыбы. На палубе матросы снимали брезент и крышки с люка, ведшего в трюм. Я стал помогать им. Мы устанавливали на палубе загородки, в которые будут сваливать рыбу из трала. Должен сознаться, что в первую свою вахту немало огорчений доставил я своим сотоварищам. Мне не хочется вспоминать те бранные слова, которые сыпались, и вполне заслуженно, на мою несчастную голову.

— Принеси лопарь! — кричали мне.