— Теньтень ни за что не хотел карабкаться на вершину, но сестрица Эхо рассудила так: если шестой братец живет в горах, значит седьмой — за горами, и чтобы он отозвался, надо позвать его с самой высокой вершины. Тут они и поссорились, да так, что Теньтень опять за рогатку схватился: «Не потерплю,— кричит,— чтобы какой-то наперсток мною командовал. Кто здесь господин — я или ты?» — «Я,— отвечает сестрица Эхо спокойно.— Не обижайся, Теньтень, но если ты будешь моим господином, а не я твоим, не миновать мне участи моих братьев, тебе же никогда не стать честным человеком!» А Теньтень уже наперсток в рогатку зарядил. «Глупый! — говорит она ему.— Наперсток выстрелишь, а я-то останусь». Тут он чуть с кулаками на нее не кинулся. «Ах, так! От тебя теперь еще и не избавишься! Вот привязалась, так привязалась! А ну, признавайся, какое волшебное слово надо сказать, чтобы ты опять в наперстке очутилась?» — «Не надо никакого слова,— отвечает сестрица Эхо.— Стоит мне надеть его на пальчик — и я исчезну».— «Так полезай же скорее в свой наперсток, чтоб я тебя не видел! Я есть хочу!» — «Есть можно и потерпеть,— говорит она.— А домой я тебя не отпущу, пока мы на эту вершину не поднимемся. Мы должны знать, где самое большое эхо живет, ты должен это знать — я ведь не вечная, слышал, Комнатный братец сказал: проржавеет наперсток, и конец мне. А одному тебе ни за что не подняться, горы ведь растут, сегодня не взойдешь — завтра они еще выше станут». Видит Теньтень — не пересилить ему сестрицу Эхо, придется на высокую вершину лезть. От страха захныкал, от злости ногами затопал, а она за руку его взяла, слезы со щек вытерла. «Не трать,— говорит, — силы Теньтень, и слезы побереги, может, пригодятся». И повела она его тропинкой, как ниточка узенькой, да и та скоро в камнях затерялась... Вот бредут они, как два мурашика, сестрица Эхо где за руку Теньтеня тащит, где в спину подталкивает, где на себе переносит. Кончились камни — пропасти дошли. Теньтень от страха глаза закрывает, сам себе на ноги наступает. «Не смотри вниз — вверх смотри»,— учит его сестрица Эхо. Отдохнули — дальше идут. Слева лавины летят, справа ледники, как из пушек палят, впереди — вершина невосходимая. Теньтень уже не сам идет — сестрица Эхо ноги ему переставляет, кровь у него в жилочках не сама бегает — сестрица Эхо каждый пальчик его своим дыханием оттаивает...
— Ей хорошо! — буркнул Завиток.— У нее уши не мерзнут!
— Сначала ей в самом деле было легче,— согласился дедушка Водопадник.— Она ведь не ощущала ни голода, ни боли...
— Зато остро чувствовала чужую боль! — напомнила из дупла Катушка.— Не зря же волшебным словом для нее было слово «Ой!».