— Но ведь она была уже не из воздуха, а живая! — воскликнул Завиток.
— Да, но наперсток все равно оставался волшебным.
— И она исчезла?
— В ту же секунду...
— Бросила Теньтеня? — не поверила Барбариска.
— Наоборот — спасла! Словно серебряный ручеек прозвенел—скатился с вершины наперсток. Кинулись они к нему, друг у друга из рук рвут, Богач самый сильный оказался, всех расшвырял. Зажал наперсток в кулаке и крикнул: «Пусть все золото-серебро, сколько есть в мире, все алмазы, хрусталь, ковры и меха,— ко мне перелетят!» Молчит наперсток. Пьяница заказывает, чтобы все корыта, ведра, тазы, кастрюли, кружки, ложки у него в доме вином наполнились. Ученый — пусть, мол, все премии, степени и почетные звания всех академий ему присвоятся. Склочница — чтобы все люди между собой перессорились. Один Дачник продешевил: «Перенеси, — говорит,— меня, сестрица Эхо, в мой гамак, к моим огурчикам, только чтобы этих противных цветов там не было, и пусть меня никто не трогает!» И тогда сказала им из наперстка сестрица Эхо: «Я-то думала, вы страшные, а вы смешные! Да ничего такого я не умею. Но я обещала честно служить людям, и раз уж вам досталась, буду служить. Служба моя вот какая: я помогаю шить да штопать, а если кто-нибудь из вас уколет палец, я тут же ему про наперсток напомню». Как они все рассердились! Для Теньтеня так она все умела, а для нас только шить да штопать, очень нам это надо! «Ну вот что, — говорит Богач.— Я вижу, она просто издевается над нами! А раз так, пусть же и другим не достанется!» Бросил наперсток на землю и ударил по нему каблучищем!
На кустике все так и ахнули. Бабочки всплеснули крыльями, божьи коровки зажмурились, паучок от волнения сцепил на груди все свои восемь лапок.
— Да как он посмел! — закричал Завиток. — Он же знал, что в наперстке сестрица Эхо!
— А Мать? А Игрушечный мастер? А Гром с Молнией? — закричали Барбариска с Ежевичной.— Где они были? Почему не отняли ее?
— Мать в это время на вершину карабкалась. Игрушечный мастер людей поднимал. Гром с Молнией, Дождь, Град и Ветер вместе с тучей за горы ушли, чтобы не мешать спасателям. Единственный, кто все это видел, был я,— вздохнул дядюшка Ручейник.— Не раздумывая ни секунды, я бросился им под ноги и подкатился, надеясь, что они примут меня за наперсток. Я хотел увлечь их за собой в пропасть, и никогда не пожалел бы об этом, но хитрость моя не удалась. Наперсток сестрицы Эхо светился, словно, солнечный зайчик, его ни с чем невозможно было спутать. И чем больше они его топтали, тем ярче он разгорался, но они продолжали плясать и прыгать на нем, как дикари. Признаюсь, в эту минуту мне расхотелось жить, и я пополз к ним под ноги, чтобы умереть вместе с сестрицей Эхо. Но когда я дополз, не было уже ни наперстка, ни солнечного зайчика — в пыли валялась холодная расплющенная железка.
На кустике вдруг стало темно — это погасли от горя светлячки. Тетушки плакали, дядюшки и дедушки хлюпали носами. Плакали навзрыд божьи коровки. Бабочки в знак траура опустили крылья. На усике у Мотылька блестела голубая слеза.
— Не хочу! — прошептал вдруг Завиток. — Спрячьте меня куда-нибудь, хоть в землю заройте — не хочу быть мальчиком! Зачем они убили ее?
— Теньтеня-то хоть спасли? — спросила нянюшка Янтарка.
— В последнюю секунду,— ответил Водопадник.— Можно сказать, у смерти из рук вырвали.
— Когда его принесли домой, он еле дышал,— вспоминала бабушка Жасминна.— Его уложили в постель, и он лежал весь облепленный пластырями, пятки ему мазали медом, а нос горчицей, но мне его было нисколько не жалко, потому что он не уберег сестрицу Эхо. Я тут же повернулась и уползла, больше я его никогда не видела...
— Зато я видел, как Гром с Молнией, Дождь, Град и Ветер отомстили за сестрицу Эхо,— сказал дядюшка Ручейник.— Нагнали они туч выше неба, все тропинки размыли, все ручьи переполнили и вся наша компания три дня в горах просидела. Богач клятву дал: если живой останется, золотой наперсток Теньтеню подарит.
— Наперсток! А сестрицу Эхо он может вернуть? — крикнул Завиток.
— А вдруг сестрица Эхо успела вылететь из напёрстка?— промолвила Барбариска.— И живет себе где-нибудь на лугу с бабочками и стрекозами...
— Ах, это было бы чудесно! — воскликнули бабочки.— Только мы бы ее сразу узнали. Нет-нет, среди нас она не появлялась...
— А, может, она вернулась на небо? — сказала Ежевичка.
— Нет ее и там,— грустно прожурчал Ручей.— С тех поря столько раз побывал на небе и снова с дождем и снегом возвращался на землю. Уж я бы ее нашел...