Зеленый Марс

Но все это происходило в безжалостной хватке всепобеждающей судьбы! Уже виденное, всегда готовое – всего лишь химия мозга, по словам Мишеля. Задержки или повторения нервных сигналов давали ей ощущение, будто настоящее – это часть прошлого. А может быть, так оно и было. Майя приняла свой диагноз и пила все, что он ей выписывал, не жалуясь и не надеясь. Каждое утро и каждый вечер она открывала отделение в контейнере, который он подготавливал ей на неделю, и принимала таблетки, не задавая вопросов. Она не срывалась на него, больше не чувствуя такой необходимости. Возможно, бессонная ночь в Одессе исцелила ее, или он наконец подобрал верное сочетание лекарств. Она надеялась на это и ходила с Ниргалом на встречи, возвращаясь в комнату под танцевальной студией полностью изможденной. И все же очень часто не могла заснуть. Ее здоровье ухудшилось, начались проблемы с пищеварением, радикулит, боли в груди… Урсула рекомендовала пройти еще один курс антивозрастной терапии. Говорила, что это всегда помогает. А с последними методами сканирования несоответствий в геноме – быстрее, чем когда-либо. Это займет самое большее неделю. Но Майе казалось, что у нее нет лишней недели.

– Потом, – ответила она Урсуле. – Когда все закончится…

Иногда по ночам Майя не спала и читала о Фрэнке. Она забрала с собой фотографию из Одессы и приколола на стену у кровати на конспиративной квартире в горе Хант. Она все еще чувствовала давление его наэлектризованного взгляда, поэтому иногда в бессонные ночи читала о нем и пыталась больше узнать о его дипломатических усилиях. Она пыталась понять, что ему удавалось, и действовать так же, а вместе с этим старалась выяснить, что из сделанного им было, по ее мнению, не верно.

Однажды ночью в своей комнате, после напряженного визита в Сабиси и встречи со все еще прячущимся в лабиринте сообществом, она заснула над планшетом, где была открыта книга о Фрэнке. Внезапно она проснулась, беспокойно прошла в гостиную, выпила воды, затем вернулась и снова принялась за книгу.

В ней рассказывалось о периоде между конвенцией 2057 года и началом беспорядков в 61-м. В те годы Майя была ближе всего к Фрэнку, но она плохо помнила тот период, словно вспышки молний, моменты электрической интенсивности, разделенные длинными промежутками чистой темноты. Повествование в книге не пробуждало в ней ни малейшего чувства узнавания, несмотря на то что ее имя упоминалось довольно часто. Историческое жамевю…

Койот спал на диване и стонал во сне. Неожиданно он открыл глаза и огляделся в поисках источника света. Проходя мимо в ванную, он заглянул Майе через плечо.

– Ага, – многозначительно протянул Койот. – О нем много чего пишут.

Майя промолчала. Когда же Койот вернулся, она сказала:

– Полагаю, ты знаешь больше.

– Верно.

Майя посмотрела на него в упор.

– Дай-ка мне угадать! Ты тоже был в Никосии, – заявила она, вспомнив, что читала где-то об этом.

– Ты права.

Он тяжело опустился на диван, уставился в пол.

– Я видел, как той ночью Фрэнк швырял камни в окна, он прямо-таки играючи начал бунт. – Койот поднял взгляд и посмотрел ей в глаза. – Он разговаривал с Селимом аль-Хаилем в парке примерно за полчаса до того, как на Джона совершили нападение. Понятно тебе?

Майя стиснула зубы и уставилась в планшет, игнорируя его. Койот растянулся на диване и захрапел.

По-настоящему старые новости!.. Зейк ясно дал понять, что никто никогда не развяжет роковой узел, что бы они там ни видели или думали! Никто не мог быть ни в чем уверен, когда речь шла о столь далеких годах: ведь даже их собственные воспоминания всякий раз неуловимо менялись! Единственное, чему можно было верить, так только этим непрошеным извержениям из недр, нечаянным прыжкам в прошлое (однако слишком уж ярким, чтобы быть правдой). Кроме того, они часто касались не важных событий. И Койот был просто очередным недостоверным источником из ряда прочих.

Когда слова текста на экране стали вновь различимы, она продолжила чтение.