— Ты не кричи на папку! — вмешался Славик. — Так нельзя! Папка хороший! — Припав к отцу, обхватив его тонкими руками, мальчик расплакался.
15
Штабель из сизых после отжига колец воздвигли в ночную смену пожилые женщины-подсобницы. Усталые, с заморенными и грязными лицами, утром они выкладывали последние верхние слои, раздраженно лязгая кольцами. Возле штабеля остановились Белоногов и Сивков. Проходя мимо, Игорь слышал, как Белоногов с печальной улыбкой сказал Сивкову: «Это ведь для Коршуна «калым» привезли!» — «А ты как думал?» — тоном навсегда разочарованного человека откликнулся Сивков.
Белоногов как в воду глядел. Мастер Лучинин, распределив работу, о завезенной партии «калымных» колец заговорил в самом конце «пятиминутки». Со свойственной ему властной уверенностью он объявил:
— Эти кольца тебе, Коршунков. Давай, покажи ребятам, на что ты способен!
Коршунков молча повел плечами, однако выражение его чисто выбритого лица было таким, словно он хотел сказать: «Разве в том дело! Просто я люблю работать, а ты, мастер, доверяешь мне большую и увлекательную работу!»
Уже все на участке признавали Сергея Коршункова за классного токаря. К тому же несколько последних дней он стоял на «мелочевке». Так что решение мастера было встречено молчаливо. Но все же Игорь подметил и печальную задумчивость Белоногова, и то, как колупнул ногтем крышку стола нахмурившийся Фролов, и торжествующее выражение на белом пухлом лице Сивкова. Каждый из них был задет не столько сегодняшним случаем, когда мастер всем остальным предпочел Коршункова, сколько мыслью о грядущем дне выдачи зарплаты, когда выяснится, что Коршунков заработал больше всех. Каждому из рабочих, давно заметил Игорь, нужны были не сами деньги (которые все равно надо отдавать женам), а вот эта цифра в ведомости на зарплату: чтобы была она позначительнее. Именно у окошка кассы сердца отстающих тяжелели от зависти.
И уж если писать заметки о передовиках производства, как это делал Шатихин, если писать о своих товарищах по участку, как призывали Игоря и мастер и литсотрудница Старикова, то надо же писать всю правду! То есть и про хорошее в людях и про плохое — например, вот про это ревнивое отношение к заработку соседа. Но ведь такое не пропустят в газете, где о людях принято писать только хорошее, если это передовики производства, и только плохое, если это нарушители трудовой дисциплины.
Что же касается Коршункова, то Игорь твердо помнил: Сергей — его друг, а друзьям завидовать нельзя. Вот и не завидовал его удаче Игорь, объясняя свое спокойное отношение законом товарищества! Правда, в глубине души в это объяснение сам Игорь не верил. Однако было страшно самому себе признаться, что истинная причина равнодушного отношения к успеху друга происходит от нелюбви к токарной своей профессии, к станкам, к этому участку, где приходится ежедневно болтаться на привязи по восемь часов.
После того, как мастер Лучинин решительно захлопнул журнал для сменных заданий, показывая тем самым, что «пятиминутка» — ежедневное производственное совещание перед началом рабочего дня — закончена, Коршунков первым побежал в инструментальную кладовую за резцами. За каких-нибудь четверть часа он сам, не дожидаясь Сивкова, который назло Коршункову взялся за наладку станка Витюни Фролова, переналадил свои полуавтоматы на новые кольца.
На участке уже появилась контролер Дягилева. И скоренько проверив контрольно-измерительные приборы на других станках, подошла к Коршункову. Тот уже сделал несколько пробных колец и проверял их по диаметру и высоте. Зоя следом за ним брала каждое из колец и тоже проверяла. Было видно, что делала она это не столько по необходимости, сколько ради того, чтобы стоять рядом с Коршунковым, улыбаться ему, подбадривать тихими словами. Коршунков невозмутимо подкручивал стопорные винты, подбивал рукоятку поперечной подачи, чиркал оселком по кромкам резцов. Потом он включил станки и вовсе отвернулся от Зои. Она еще что-то говорила с меркнувшей на губах улыбкой, но Коршунков не оборачивался к ней. Оба станка громыхали, улыбка на лице Зои совсем погасла, и тонкая, прямая, со строгим выражением на темноглазом лице, контролер Дягилева покинула токарный участок.
То, что Коршунков не вполне внимательно отнесся к Зое, Игорь еще мог как-то объяснить, но ее огорченное лицо, обиженно-гордая поступь и вскинутая голова — все это вызывало у Игоря недоброе предчувствие. «Поссорились, что ли?» — с беспокойством подумал Игорь. И решил спросить об этом у Коршункова.
Коршунков вдохновенно порхал между полуавтоматами, и по всему было видно, что на перекур его не дозовешься.
Высмолив у ящика с песком сигарету, Игорь с укором посматривал в сторону коршунковских станков, надеясь встретить взгляд Сереги, взглядом же пристыдить его за жадность и позвать на перекур. Но Коршунков не замечал и не чувствовал этих взглядов.
«Ну и черт с тобой!» — раздраженно подумал Игорь и скоро забыл о Коршункове, потому что были свои важные проблемы.