Зеленый подъезд

– Это не так важно, но, если хочешь, это моя бывшая девушка.

– А что ей от тебя нужно?

– Вот когда я надумаю жениться на тебе, будешь задавать мне такие вопросы. А пока я сам решу, что тебе рассказать, а что нет, о’кей? – вытолкал он меня к лифту.

Я добралась до дома и проревела весь вечер. Вдруг показалось, что он никогда мне больше не позвонит. Он выдержал паузу в две недели. Долгие две недели, за которые я успела десять раз переночевать в театре, так как оставаться одной было невыносимо. Но через две недели он позвонил и спросил, не хочу ли я к нему заехать.

– Привет, ты как? Не желаешь заехать ко мне вечером?

– Да, конечно! – легко и непринужденно сказала я, а у самой отлегло от сердца. Я его увижу, я буду его целовать. Ну уж нет, я не хочу больше прожить две недели без него. Если для этого надо помолчать, то я больше никогда не раскрою рот.

– Здравствуй, малыш. Проходи, – как ни в чем не бывало сказал он.

– Привет.

– Скучала? – посмотрел он на меня.

– Немножко, – постаралась не выдать себя я. Но не очень-то успешно. – Конечно, скучала. Очень.

– И напрасно. Не стоит скучать по всяким мужикам. Мало ли козлов, – зачем-то понес он. Что он говорит, он же не «всякие мужики». Конечно, по нему стоило скучать. Он же лучше всех. – Не смотри на меня так.

– Как? – не поняла я.

– Как влюбленный подросток. Я не стою того.

– Стоишь, – уверенно сказала я.

– Я не могу ответить тебе тем же. Ты хорошая девочка и очень мне нравишься. Я не хотел бы сделать тебе больно.

«Конечно, – подумала я. – Только за эти две недели мне именно из-за тебя было больно».

– Мне не больно. Мне с тобой хорошо, но не больше, – сказала я. Сказала только потому, что он явно хотел услышать что-то подобное. Я столько сил тратила, чтобы стать для него идеалом. Если ему нужна сильная женщина, способная держать эмоции при себе, то я готова.

– Послушай, я думаю, что ты должна это знать. Нюта – моя бывшая девушка.

– Ты говорил, не повторяй. Мне неинтересно.

– Подожди. Понимаешь, мы собирались пожениться. У нас все было очень хорошо. Но у нее родители – евреи.

– И что? Ты расист? – оторопела я.

– Да ты что? – расхохотался он. – Нет, конечно. Просто им пришел вызов от родни в Израиле. Появилась реальная возможность эмигрировать.

– Она уехала?

– Пока нет. Уже год они оформляют документы. Но она уезжает. Это совершенно точно.

– А тебя с собой не берут? – Вот странные. Такой зять, да я бы бегом...

– Я что, бандероль? Не берут... Я сам не еду. Не желаю я жить в стране, полной евреев. Особенно если понимать, что я не еврей. Она пыталась меня уговорить, мы даже вместе ходили на курсы иврита. Но не могу я. Я художник. Что я должен там делать?

– Бедный. Как это, наверное, тяжело, – погладила я его по голове. Тяжело, не то слово. Скорее бы она уже отбыла.

– Она живет в соседнем подъезде. Мы продолжаем общаться, хотя и по-дружески. Но вот так просто забыть ее я не могу. Я с ней встречался пять лет, это большой срок, – выдохнул он.

Я поцеловала его волосы и подумала, что всенепременно залечу его раны. Вот прямо сейчас и начну.

– Прости, я сам не знаю, зачем тебе все это рассказал.

– Правильно сделал. Я все понимаю. Зато теперь тебе не надо будет переживать это в одиночку, – заявила я. Наверное, это была глупость. Он как-то странно на меня посмотрел и сказал:

– Я это не к тому, что тебе придется меня утешать в душевном горе. Как-нибудь сам справлюсь. Поехали, я отвезу тебя.

– Почему? Что не так? – чуть не разрыдалась я. Неужели же он опять перестанет появляться?

– У меня встреча через час. Если мы не поедем сейчас, то я не смогу тебя потом отвезти.

– Не надо меня никуда везти. Я потом доеду сама, – заверила я его, и мы отправились на наш корабль. Правда, весь этот час я почему-то думала, что эта Нюта, наверное, тоже лежала на этих простынях.

Было ли ей так же хорошо, как и мне, хотелось мне узнать. Но уж на этот вопрос он мне вряд ли бы ответил.

– Ты знаешь, мне кажется, что я отношусь к тебе вполне серьезно, – сказал он на прощание.

Я уехала абсолютно счастливая, но потом он не звонил целую неделю. Я сходила с ума, а он, вероятно, ходил выгуливать собачку Нюты. Я знала, что они действительно часто видятся. Вместе гуляют по вечерам, иногда пьют чай у него дома. Кто бы дал гарантии, что только пьют чай. Иногда начинало казаться, что Артем Быстров звонит мне только тогда, когда его еврейская подружка чем-то его задевает. Рассказав мне о Нюте, он перестал стесняться и говорил о ней все больше и больше.

– Она такая красивая, так уверена в себе!

– Ты представляешь, Нюта выучила иврит за полгода. Болтает как заведенная.

– Нюта сказала, что я неплохо написал твой портрет. – Это меня убило. Мой портрет на постели, такой бесстыдный и такой личный.

– Зачем ты ей показал?

– А что тут такого? – удивился он и исчез на месяц.

Как я могу так жить? Как я буду все это выносить? На дворе весна, мне скоро исполнится семнадцать лет. Я встречаюсь с этим образцом самобытности уже полгода, но все, что слышу от него, – это Нюта. Нюта то, Нюта се. Гениальная Нюта, распрекрасная Нюта. А когда я злюсь, он удивляется: