Билл Льюис
– поэт, мастер перформанса и сторителлинга (устного сказительства). Он родился в семье рабочих в графстве Кент, Англия. На настоящий момент его библиография включает сборники «Rage without Anger», «The Wine of Connecting», «The Intellect of the Heart», «Shattered English», «Leaving the Autoroute» и «Beauty Is the Beast».Льюис – один из основателей поэтической группы «Medway Poets» и международного художественного движения «Stuckists». Его перформансы и вечера сторителлинга с успехом проходили в Европе, Северной и Южной Америке. Стихотворения Льюиса публиковались в различных журналах и антологиях «The Year’s Best Fantasy and Horror» («Лучшее за год: Мистика. Магический реализм. Фэнтези»). Также он преподает в центрах дополнительного образования, школах и тюрьмах, видя свою миссию в распространении поэзии и художественного искусства во всех слоях общества.
Сейчас Билл Льюис проживает в городе Чатем в графстве Кент.
Многие мои стихи вдохновлены мифологическими мотивами – и, конечно, я не мог пройти мимо образа Зеленого человека. Конкретно это стихотворение появилось благодаря резным фигурам и лицам, которые украшают некоторые здания елизаветинской эпохи в Кентербери. Я нередко задумывался, какие из них сделаны из переработанных материалов, некогда принадлежавших более старым домам. Например, средневековая церковь в деревне, где я родился и вырос, сохранила фрагменты деревянной отделки и украшений, которые восходят еще к римским временам. Как любил повторять мой отец: «Христианское настоящее стоит на плечах языческого прошлого».
Джеффри Форд
Зеленое слово
В день казни Морена Кургана в решетчатое окно его темницы залетел ворон. Морен скрючился на гнилой соломе, служившей ему постелью, весь в ранах и кровоподтеках, которые получил по приказу короля. Кургана избивали дубинами и пытали каленым железом, принуждая силой молиться чуждому богу, но после каждого удара он лишь сплевывал кровь. Жизнь ему сохраняли только для того, чтобы в назначенный час оборвать ее не в пыточных застенках, а на плахе.
Морен еле заметно улыбнулся разбитыми губами, узнав посланника лесной ведьмы.
Птица просунула голову меж оконными прутьями и выронила маленький шарик, с глухим стуком упавший на каменный пол.
– Съешь его, – прокаркал ворон. Потом он взмахнул крыльями и улетел.
Курган протянул руку ему вслед, будто молил забрать с собой, – и на мгновение ощутил, словно и впрямь устремился прочь из темницы, взмыл к небесам и теперь во весь дух несется к прохладной зелени леса.
По лестнице разнеслось эхо тяжелых солдатских шагов и лязг ключей в связке надзирателя.
Руки и ноги Кургана были сломаны и нещадно болели. Он с трудом поднялся на четвереньки и медленно пополз по выщербленным камням к подарку ведьмы. Морен поднял его с пола и в тот же миг услышал, как рассмеялись солдаты и повернулся в замке ключ.
В ладони Кургана лежало округлое зеленоватое семечко, каких он раньше не видел.
Дверь с надсадным скрипом открылась.
Как и рот Морена.
Солдаты хлынули в камеру.
Семечко натужно протиснулось в горло Кургана.
Морену привиделся свежий летний день в ивняке, где он впервые поцеловал жену. Она прогуливалась под шелест листьев, и когда солдат окликнул его по имени, Морен услышал ее голос.
Кургана подхватили под локти и вздернули на ноги.
Внезапно он обнаружил, что боль чудесным образом исчезла. В лязге ключей ему послышался смех дочери, и Морен тоже засмеялся.
Его поволокли к выходу.
Властное лето снаружи уже перевалило за середину. Солнечный жар окутал Морена, словно живительная вода. Он вспомнил, как стоял под водопадами в священном сердце леса.
Казалось, для человека, обреченного на смерть, Курган улыбался слишком безмятежно.
Кто-то из солдат в сердцах ударил его в спину плоской стороной меча.
Удар показался Морену дружеским шлепком от соратника, лучника Локуша.