– Ты опоздал! – крикнула ему девушка с другой стороны улицы.
Чарли поднял глаза и неловко улыбнулся, пытаясь извиниться. Всякий раз при виде Нины у него екало сердце, а на лице невольно расплывалась широкая улыбка. Парень перешел дорогу.
Нина занималась в команде по плаванию и почти обогнала Чарли в росте. У нее были не по-девичьи широкие плечи, длинные ноги и узкая талия. Из-за хлорки в бассейне ее белокурые волосы приобрели чуть заметный зеленоватый оттенок. Сейчас Нина ждала его, решительно сжав руки в кулаки. Голубая футболка плотно обтягивала грудь, джинсы с заниженной талией оголяли полоску живота. Сердце Чарли пропустило удар, но он постарался взять себя в руки. Нина с раздражением тряхнула головой, откидывая назад длинные волосы.
– Не обижайся, – пробормотал парень, обнимая ее за талию, затем притянул к себе и легко поцеловал. Красная помада оказалась со вкусом корицы. От Нины одновременно пахло сладким кремом и едким хлором.
– Вечно ты опаздываешь, Чарли, – с обидой сказала она и, вдруг рассмеявшись, потрепала его по каштановым волосам.
– Я не виноват, – ответил он и снова ее поцеловал.
– Да ты никогда не виноват.
– Ну правда, – соврал он, глядя прямо в голубые глаза. Их цвет напоминал воду в местном бассейне, где Нина плавала каждое утро. Однажды после тренировки, заметив ее сморщившуюся от воды кожу, он назвал ее «городской русалкой». – Предки хотели поговорить. Меня приняли в Университет Брауна.
– Ничего себе! Поздравляю. Это круто!
– Да, наверное…
–
Чарли сел на лестницу перед домом, откинувшись на локти и вытянув ноги.
– Да что такое? Ты что, не рад? – спросила Нина, присаживаясь позади.
– Даже не знаю, – пожал плечами Чарли. – Наверно, я думал, что меня туда не примут и тогда я останусь здесь, с тобой, буду жить дома. Родителям это понравилось бы.
– Да уж, понравилось бы, – сухо сказала девушка. – Ты же у нас типа такой идеальный сын. Но сам-то ты чего хочешь, Чарли? Неужели остаться здесь? По-любому, нет, – Нина явно разошлась. – Я вот очень надеюсь на спортивную стипендию в Университете Флориды, чтобы поскорее смыться от предков.
– И от меня?
Нина неловко улыбнулась. Затем наклонилась, укрыв парня ширмой волос, и поцеловала сначала нежно, потом более страстно. Ее язык скользнул между его зубами, а теплая рука пробралась под майку. Он попробовал ответить ей тем же, но Нина, хихикая, отпрянула.
– Не здесь же, дурак, – и девушка указала взглядом наверх. – Мама смотрит из окна. Теперь ты понимаешь, почему мне кровь из носу нужно отсюда уехать? Хочется для разнообразия пожить одной, понять, кто я такая. Я их, конечно, люблю, но терпеть не могу, когда за мной следят. У тебя что, разве не так?
– Да, наверно, – Чарли снова пожал плечами и отвел взгляд.
Нина не виновата, что совсем его не понимает. У нее было четверо
– Слушай, я хотел сказать, что не смогу сегодня погулять. Мама просила помочь, – соврал он.
– Но ты же обещал, что пойдешь со мной на тренировку… А потом мы встретимся с Эллиот и Кэти в кино.
– Извини, не смогу. Есть кое-какие дела.
Нина резко встала и стряхнула с джинсов кленовые семена.
– Да, конечно, – холодно сказала она. – Было бы здорово, если бы ты сказал об этом пораньше или хотя бы пришел вовремя. Знаешь, у меня ведь тоже есть планы.
– Мне правда жаль. Можно позвонить тебе попозже? Вдруг я успею к вам в кино.
Нина с упреком посмотрела на него и раздраженно откинула волосы.
– Да, вдруг успеешь.
Девушка отправилась домой, а Чарли остался в одиночестве сидеть на лестнице. Может, не стоит обращать внимания на панику? Может, догнать Нину, извиниться, пойти с друзьями в кафе, порадоваться хорошей новости, отпраздновать, как все обычные люди? Но ведь он-то не обычный, подумал Чарли, поднимаясь. Он так и не смог решить, была эта новость хорошей или нет. Он понимал, чего от него ждут, но каждый раз при мысли об отъезде будто оказывался на краю бездонной пропасти. Чарли не знал, как ее преодолеть, – а может, и не хотел преодолевать.
Наконец он поплелся домой, засунув руки в карманы. Стояла теплая погода, из леса тянуло запахом влажной земли. Весенняя зелень ласкала взгляд. Ветви деревьев шелестели на ветру, так что казалось, будто они читают стихи, а листва, словно восторженная публика, аплодирует каждой строфе.