Зеленый шум

Дед Афанасий бегал вокруг поросят и, охаживая их по спинам хворостиной, пытался отогнать от изгороди.

— Пошли прочь, окаянные! Чтоб вас разорвало, бесовы дети!

Но «окаянных» уже ничем нельзя было остановить. Поросят у лазейки собиралось все больше и больше, они напирали на изгородь, визжали, грызлись.

— Заходи с другой стороны! — скомандовала Стеша. Перемахнув через изгородь, ребята уперлись в нее плечами.

Раздались шутливые восклицания:

— Ни с места, ретивые!

— Стоять насмерть!

— Костьми ляжем!

— Остановить поросячью орду!

Стеша, присев на корточки, попыталась руками загородить лазейку и помешать поросятам пролезть через изгородь. Но те проскальзывали мимо нее, как рыба из худого невода.

— Да разве так надо? — крикнул Гошка и, оттолкнув Стешу, плюхнулся на землю и прижался спиной к лазейке. Поросята свирепо затолкались пятачками в его спину.

«Еще одна рубаха пропала», — мелькнуло у Гошки, и в ту же минуту он почувствовал, что какой-то юркий поросенок пролез мимо него с правого бока. Значит, одному лазейку в изгороди не закрыть. Гошка дернул за руку какого-то мальчишку и усадил рядом с собой.

— Закрывай амбразуру!

— Скажешь тоже, — фыркнул Митяй. — Просто дыра! Ох, черт, щекотно! Спину кусают.

— Ладно тебе, не крутись, — прикрикнул Гошка. — Прижимайся теснее!

Лазейка была закрыта, но натиск поросят на изгородь только усилился. Изгородь подозрительно затрещала, зашаталась и вскоре, несмотря на все усилия ребят подпереть ее, повалилась на землю.

Поросята ринулись из лагеря. Мальчишки еле успели отскочить в сторону, и только Гошка с Митяем замешкались. Они было поднялись с земли, но поросячья орда сбила их с ног и прокатилась через них, как снежная лавина.

— Ой, мамочки! — закричал кто-то из девчонок. — Их же затопчут!

Когда поросята скрылись в перелеске, Стеша бросилась к Гошке и Митяю. Мальчишки, не шевелясь, лежали на траве животами вниз.

Стеша помогла мальчишкам подняться.

— Здорово досталось? — спросила она.

— Мне ничуть, — признался Митяй и подозрительно покосился на Гошку. — Ты чего на меня навалился? Спасать, что ли, задумал? Тоже мне — фронтовой товарищ...

Гошка вспыхнул.

— Совсем и не думал. Просто споткнулся и упал на тебя. — Он пошевелил плечами. — А мне тоже ничуть не больно. Это дождевик меня выручил.

— Да ты смотри, — вдруг заметила Елька, — у тебя же все ноги в крови.

И верно: по голым Гошкиным ногам из царапин и ссадин, нанесенных копытами поросят, стекали тонкие струйки крови.

— Это у меня ноги заголились, плаща не хватило, — буркнул Гошка. — Но это ничего.

Подошел дед Афанасий и, узнав, что произошло с Гошкой и Митяем, покачал головой.

— Удачно отделались. Поросята еще полного веса не набрали, а то бы они вам насажали печаток... — И он уныло посмотрел в сторону перелеска. — И куда это орда дикая ринулась? Пошли-ка, хлопцы, на розыски.

Стеша тронула Гошку за плечо.

— А ты никуда не пойдешь. И не спорь со мной. — И она велела Ельке проводить его до шалаша и оказать первую помощь.

— Там, в шалаше, у меня белье сухое, — шепнул девочке Митяй. — Пусть он переоденется.

Елька, подхватив Гошку под руку, повела к шалашу.

Остальные ребята вместе с дедом Афанасием отправились разыскивать поросят. Никитку оставили около сломанной изгороди и велели ему барабанить в железное ведро.

Дождь затихал, начинало светать.

Поросят ребята нашли недалеко за перелесками, в картофельном поле. Они успокоились и пировали вовсю. Разрывали пятачками землю и с завидным аппетитом пожирали розовые клубни картофеля.

— Ну и прорва всеядная! — испугался дед Афанасий. — Да за такую потраву бригадир с нас головы снимет.

Вооружившись хворостинами и палками, ребята зашли с противоположного конца картофельного поля и, растянувшись цепочкой, погнали поросят к лагерю.

«Всеядная прорва» не очень-то охотно расставалась с лакомой едой, но Никитка так призывно барабанил в железное ведро, что поросят в конце концов удалось заманить в лагерь.

Ребята подняли опрокинутое звено изгороди, укрепили его и только сейчас заметили, что дождь кончился.

Рваная клочковатая туча, изредка погромыхивая, уползала за горизонт, а восточная сторона неба уже наливалась чистыми утренними красками.

Но не радостное это было утро.

Ребята окинули взглядом лагерь и ахнули: озеро вышло из берегов и залило большую часть лагерной низины. Потоки воды подмыли столбы, и навесы накренились. Кормушки плавали в мутных лужах.

Беспокойно озираясь и повизгивая, поросята скучились в дальнем углу лагеря, где было посуше.

Дед Афанасий со Стешей пересчитали стадо и обнаружили, что не хватает девяноста трех поросят.

Ребята замерли. Никто не посмел ничего переспросить. И тут все увидели Александру.

Промокшая до нитки, без платка, в размокших новых туфлях, она шагала к лагерю прямо через поле.

Мучимая тревогой, Александра вышла из совхоза, как только начался ливень; не встретив попутной машины, шагала всю ночь пешком и сейчас еле передвигала ноги.

Гошка заметил мать из шалаша и побежал ей навстречу.

— Мам, ты чего? — виновато пробормотал он, заметив осунувшееся лицо матери. — Ты не думай — мы тут всю ночь...