Однажды вечером, после гонок на верблюдах по пустыне, мы с Иссой и его двумя образованными приятелями – Али (не Фарка Туре) и Амаду – ужинали на веранде гостиничного ресторана. Мимо неторопливо прошла хорошенькая девушка лет двадцати пяти, окидывая вопросительным взглядом все столики, за которыми сидели мужчины. Очевидно было, что она ищет клиента.
– Ох, нехорошо это, – сказал Али. – Мусульманской женщине негоже так поступать. Нельзя продавать свое тело, это позор. Не пристало так себя вести.
– Видишь ли, не нам с тобой судить, как должны поступать другие. Мы же не знаем всех обстоятельств. Поэтому не следует говорить, что она должна делать, а чего не должна.
Между ними завязалась беседа, которая становилась все оживленнее и громче. Мне казалось, что они спорят. Улучив минуту, я встрял в разговор:
– Я согласен с Али. Она не должна так себя вести. Молодой здоровой девушке надо заниматься уважаемой работой, а не проституцией. По-моему, Али прав. Я считаю, что…
Но тут Али,
–
Я ошарашенно откинулся на спинку стула, а Али сурово смотрел на меня.
Наконец Амаду,
– Вот теперь ты
Я понял.
– Да, – сказал я. – Прошу прощения.
На что Амаду, не отрывая от меня взгляда, произнес с той же резкостью, что и Али:
–
Ух ты! Он сказал мне почти то же самое, что я говорил себе в Австралии, когда супруги Дулей потребовали, чтобы я называл их мамой и папой. Двойная доза африканской мудрости. Спорщики не пытались доказать свою правоту, они хотели понять друг друга. Как это необычно. (Эй, Америка, это стоит взять на заметку.)
На следующее утро мы отправились к нагорью Бандиагара.
Селения догонов на нагорье Бандиагара – небольшие скопления глинобитных хижин на речных берегах – отстоят друг от друга на восемь-пятнадцать миль. В каждом селении гостя встречает старейшина, смотрит в глаза и решает, стоит ли привечать. Меня всегда привечали.
Я приехал в Мали сразу после съемок фильма «Власть огня» – накачанный, бритоголовый, с косматой бородой. Всем в Мали я представлялся писателем и боксером. На нагорье Бандиагара нет электричества, фильмов с моим участием никто не видел, и никого не интересовало, что я писатель. Зато все почему-то радовались, что я боксер.
По селениям быстро разнесся слух, что на нагорье появился
– О чем это они? – спросил я Иссу, который сидел рядом.
– Да вот, говорят, что они самые сильные борцы в селении и вызывают
Я продолжал лежать на земле, оценивая ситуацию, как вдруг молодые люди бросились наутек, а толпа восторженно загомонила. Я открыл глаза. Надо мной высился массивный тип без рубахи, гораздо внушительнее двоих юнцов. Его бедра прикрывал дерюжный мешок, подвязанный веревкой на поясе. Исполин ткнул пальцем мне в грудь, потом указал на себя, а потом махнул рукой куда-то вправо. Я повернул голову в ту сторону и увидел еще одну группу возбужденных зрителей. Они обступили большую яму. Большую. Яму.
Я покосился на Иссу.
Он улыбнулся:
– Это Мишель. Вот он и есть
У меня отчаянно заколотилось сердце. Толпа взревела. А у меня в ушах зазвучал мой собственный голос: «Прими вызов, чтобы потом всю жизнь не жалеть. Оставь свой запах!» Я медленно встал на ноги, посмотрел Мишелю в глаза, поднял правую руку, ткнул его в грудь, а потом указал на себя. Затем повернулся и неспешно прошествовал к большой яме.
Толпа обезумела.
Мне всегда нравились борцовские состязания. В детстве я был фанатом федерации рестлинга и умел за себя постоять, будучи младшим из трех братьев. Но сейчас это не имело значения. Я был в Африке, в девяноста пяти милях от ближайшего телефона. Стоял посреди большой ямы напротив мощного африканца, у которого вместо штанов – мешок. Есть ли какие-то правила? Нужно и можно ли