Зеленый свет

Все персонажи и создания, которые мне хотелось понять, отобразить и воплотить.

Все сюжеты и истории, которые казались мне поразительными, оригинальными и заслуживающими внимания.

Все, пережитое мной.

И все это – с минимальными кассовыми сборами. Что-то не ладилось. Не передавалось. Я зазывал зрителей, но в зале оставалось много пустых мест.

Почему? Из-за меня? Из-за сюжетов? Из-за самих фильмов? Из-за дистрибьюторов? Простое невезение? Или времена меняются?

Я не знаю. Наверное, всего понемногу.

Отсутствие кассовых сборов не угасило моей любви к актерскому мастерству. Наоборот, я старался еще больше. Мне нравилось играть роли. Нравилось творить. Нравилось входить в образ, чтобы потом выйти из него. Нравилось глубоко погружаться в роль, чтобы понять персонажа изнутри. Мне нравилась работа, процесс, конструирование, архитектурное выстраивание характера. Нравилось, что моя жена даже не пытается меня разуверить, когда я заявлял, что каждая моя роль – самая последняя в моей жизни. Я обожал играть роли.

Обожал до такой степени, что в конце концов заметил: роли, которые я играл, и фильмы, в которых я снимался, ощущались правдоподобнее меня самого и моей собственной жизни. Я больше не был аниматором, я был актером. Артистом. И меня это удовлетворяло. Я жил карьерой. Неистовой. Необузданной. Незаурядной. Бурной. Играя роли, я смеялся громче, плакал горше, любил сильнее, презирал глубже и чувствовал больше, чем ощущал это в своей жизни.

Тогда я сказал себе: «Ты вывернул сценарий наизнанку, Макконахи. Теперь чаша твоих весов чересчур накренилась в другую сторону».

В фильмах я был живее, чем в жизни.

Истории, разыгрываемые мной, выглядели живее, чем моя жизнь.

Впечатления в зеркале.

Пришло время что-то менять.

И я составил план.

Пора избавиться от фильтров. Пора превратить свою жизнь в любимый фильм. Быть своим любимым героем. Написать свой собственный сценарий. Стать его режиссером. Изобразить свою биографию. Документальный фильм про себя самого. Не беллетристика. Живая трансляция, не запись. Пора поймать героя, за которым я гонюсь всю жизнь, проверить, растопит ли солнце воск моих крыльев, или жар светила иллюзорен. Надо жить свое наследие. Хватит играть роль. Надо быть собой.

Я собрал все записи, которые вел тридцать пять лет из своих пятидесяти, и увез их в пустыню, чтобы проверить их рассудительность, чтобы заново ознакомиться с ними и критически оценить, разумно ли я вложился в себя.

Две недели я провел в пустыне, где был зачат, две недели – на реке, где научился плавать, две недели – в хижине посреди соснового бора в Восточном Техасе, три недели – в мотеле на границе с Мексикой, а потом на две недели заперся в нью-йоркской квартире.

И в каждом из этих мест я глядел себе в глаза. Пристально рассматривал все пятьдесят лет своей жизни. Очень страшно, когда оказываешься наедине с тем, кто за все это в ответе. С единственным, от кого мне никогда не избавиться. Я опасался, что мне не понравится то, что я увижу. Я знал, что хлынет кровь.

И она хлынула.

Я смеялся. Я рыдал. Я боролся. Я давал зароки.

И прекрасно провел время в самой прекрасной компании на свете.

И вот я, пятидесятилетний, рассматриваю прошлое, чтобы увидеть будущее.

О чем это все? В чем мой посыл? Где эпилог? Где подведение итогов? Где заключительные комментарии? Что я усвоил? Что я знаю?

Я, антрополог-любитель, доморощенный философ и уличный поэт-правдоискатель, я следовал за знаками свыше, отыскивал между ними связи, слышал голоса и гонялся за снами в действительности.

Я брал взаймы, заигрывал, увлекался, заводил интрижки и гонялся за бабочками до изнеможения, лишь точки и никаких остановок на дороге моей жизни к тому, кем я стал. Я обрел и собственность, и закон, и связи, и карьеру, жену и семью, и как только я что-нибудь обретал, то бросал якорь. Я ухаживал за их садами, и они расцвели пышным цветом, и заученные уроки воплотились в жизнь, знание стало действием, актерская игра – существованием. И тогда бабочки начали прилетать в мой сад.

Эту книгу я написал, чтобы быть в ответе за написанное. Эту книгу я написал, чтобы вы могли судить обо мне и напомнить мне о том, что я забыл. Я не раз возвращался к прошлому и его урокам – усвоенным, повторенным и пройденным заново. Я заметил, что осознание происходит быстро, обучение требует времени, а самое трудное – просто жить. Я нашел себя именно там, где я себя оставил.

В первые двадцать лет своей жизни я научился ценить ценности. Дисциплина и любовь научили меня уважению, ответственности, творчеству, мужеству, терпению, честности, служению, добродушию и жажде приключений. Некоторые сочтут определенные способы моего обучения насильственными, но я воспринимаю это как проявления суровой и справедливой любви и ничуть не жалею о порках, потому что так родители внушили мне ценность ценностей. И я им за это благодарен.