Зеленый. Том 3 (светлый)

Всё вот прямо сейчас и рушится. Это не о каком-то возможном будущем разговор. «Будущее» – умозрительная абстракция, о нём можно думать и беспокоиться, но на практике существует только «сейчас». Стефан, я, заколдованный дом, то, что кажется небесами, когда я к ним поднимаюсь тёмной горячей волной, пустая кофейная чашка, моя память о том, кем и чем я бываю, подоконник, ноябрь за окном, поднявшийся шторм и вечность – кажется, короткая, как мгновение; ладно, вечностями не бросаются, какую выдали, такую берём.

* * *

Стефан трясёт меня:

– Эй, возвращайся давай. Тебя, конечно, шикарно уносит, аж завидно. Но дела у нас с тобой пока в человеческом мире. Я ещё очень много должен тебе рассказать.

– Рассказывай, – откликается моим голосом кто-то почти незнакомый, человек, которым я был когда-то; ладно, допустим, я сам.

– До Нёхиси я не могу достучаться из-за изменения статуса этой реальности, – говорит Стефан. – Он меня не слышит, потому что нас друг для друга нет. Шаману из нашего мира, каким бы крутым он ни был, больше не положено заклинать всемогущих, и точка. Это, знаешь, как в старину говорили, «волчий билет».

– Хренассе, – вздыхаю. – Дожили. Вот спасибо, дорогой человеческий мир! Странно, кстати, что Нёхиси этого не предвидел. Он же всеведущий, блин!

– Да всё он прекрасно предвидел, – кривится Стефан. – Просто забил. Сказал мне на прощание, что его воля превыше необходимости, поэтому всё само как-нибудь да уладится. Он вернётся, потому что ему с нами нравится, а там хоть трава не расти. «Само уладится», как я теперь понимаю, означает, что улаживать будем мы.

– По сравнению со всем остальным, что я от тебя услышал, это как раз вполне оптимистично звучит. Уладим, куда деваться. Всё-таки мы это мы.

– Это да. Но с нами, будешь смеяться, примерно та же проблема, как с Нёхиси. Мы с тобой здесь теперь невозможны. Человеческий мир нас, понимаешь, не заслужил.

– А то типа раньше были возможны.

– Ну не то что вот прямо возможны, но вполне допустимы на правах наваждения. Это больше не так. И, кстати, нашему городу в этом мире тоже больше нет места. Тому, чем стали здешние люди, не положено жить в зачарованных городах.

Я не то чтобы ушам своим не верю. К сожалению, ещё как верю – по оставшейся от человеческой жизни дурацкой привычке сразу, без тени сомнения верить плохим новостям. Но всё равно отрицательно мотаю головой, словно Стефан не констатирует факт, а предлагает проект нового мироустройства, и его можно попробовать переубедить:

– Этого быть не может.

– Так в том-то и дело! – неожиданно соглашается Стефан. – Конечно не может такого быть. Мы невозможны, недопустимы, но всё равно есть, потому что такова наша воля – быть здесь. И город имеет полное право стоять, где стоит, пока сам этого хочет. Он даже статус Граничного сохранил, причём мне не пришлось за него торговаться, он на своём персональном Пороге этот статус сам утвердил. Удивительный парадокс получился. Будь я сторонним наблюдателем, вопил бы сейчас от восторга и кидал на сцену цветы. Но изнутри ситуации это, конечно, выглядит стрёмно. А мы – внутри.

– Почему стрёмно?

– Потому что всякая реальность стремится избегать парадоксов – любой ценой. Теоретически, этот мир вполне может решить, что его никогда не было. Или в нём никогда не было нас. Или нашего города. Кто-то когда-то не стал его строить, или начал, да не закончил, враг разрушил, лесом всё заросло.

– Ну уж нет, – говорю и сам удивляюсь собственному спокойствию. – Так легко этот мир от нас не избавится. И нелегко не избавится. Вообще без шансов. Хрен ему.

– Я и сам так настроен, – кивает Стефан. – Не то чтобы на этом смешном человеческом мире свет клином сошёлся, но я свою территорию не отдам. Если уходить, то по собственному желанию, а не потому что тебя прогоняют взашей. Однако последнее слово всегда за реальностью. Мы конечно зашибись какие крутые, но главная тут она.