Зеленый – цвет опасности

Кокрилл докурил первую сигарету, затушил окурок каблуком, затем почтительно поднял его и положил в пепельницу, стоявшую на шкафчике. И сразу же, без лишних предисловий приступил к делу:

– Ну, Уильям, полагаю, ты уже слышал про эти… смерти? Хиггинса и сестры Бейтс?

– Да. Новости у нас распространяются со скоростью лесного пожара. Бедняга Хиггинс был моим приятелем.

– А где ты с ним познакомился? В пивоварне?

– Нет, он был старшим в нашем добровольном отряде спасателей. Меня не призывали примерно год после того, как началась война, и я подумал, что могу пока поработать спасателем, чтобы девушки не цепляли мне на пиджак белое перо – знак трусости. Отличный был старикан наш Джо. Мы с ним не пропустили ни одного сигнала тревоги, ни одного налета. Вернувшись из отпуска, я зашел в центр гражданской обороны, чтобы повидаться с ним. Сидели, болтали и слушали радио, и он уже собирался идти на работу, и вдруг – бах! Громадная бомба угодила в самую середину крыши, полностью ее обвалив. Трое погибли, а мы с Джо уцелели, потому что нас прикрыла балка, но нам завалило ноги. Когда я пришел в себя, он был без сознания. Наконец подоспели спасатели и его забрали первым, потому что со мной все было более или менее нормально.

Усмехнувшись, Уильям добавил:

– К сожалению, я не могу с гордостью рассказать, как умолял их бросить меня и спасать старика, а я, мол, продержусь. Спасатели именно так и поступили, без всяких просьб с моей стороны. Самое удивительное, что все это время работало радио и мы слушали какую-то немецкую передачу. Я лежал в темноте, вокруг меня сочилась вода, где-то недалеко вытекал газ, моя нога адски болела, придавленная балкой, а в это время какая-то сволочь долдонила, что нам всем надо скорее подружиться с Германией, пока еще не поздно… С улицы доносился ужасный грохот, и бомбы падали, как спелые яблоки.

Однажды, когда Кокрилл ехал по Геронсфорду, зажигательная бомба пробила крышу и, попав на заднее сиденье, подожгла автомобиль. Ему хотелось рассказать об этом случае, и еще об одном, когда он угодил в воронку, которой полчаса назад не было. Если бы он ехал там двадцатью минутами раньше, если бы он не зашел в «Черную собаку» и не выпил стаканчик пива с хозяином, если бы не остановился, чтобы предложить подвезти до станции трех девушек из Женского вспомогательного корпуса, сейчас, наверное, его не было бы в живых. Однако Уильям, рассказав свою собственную историю и облегчив таким образом душу, уже вернулся к Хиггинсу.

– Не представляю, кому понадобилось убивать старика. Хороший был человек. Поверьте, когда работаешь под бомбами, быстро становится понятно, кто чего стоит.

Собственное участие в этой работе не казалось Уильяму чем-то особенно героическим.

Кокрилл раздул небольшой пожар на дымящемся конце новой сигареты.

– А еще кого-нибудь из тех, кто замешан в этом деле, ты знаешь?

Уильям глубоко затянулся и ответил, что он знает Эстер Сэнсон.

– И немного знаю Линли, она работала тут по ночам, пока кто-то не засунул ее голову в газовую духовку, а еще я видел Идена, когда он заходил проведать своих больных, и Барнса, конечно. Майор Мун осматривал сегодня мою ногу, поскольку хирург, который делала мне операцию, в отпуске. Мне он понравился. Мой отец был знаком с ним по работе в разных местных комитетах, и с доктором Барнсом, отцом здешнего анестезиолога.

– А мисс Вудс ты не знаешь?

– Нет. Она обещала Эстер, что придет со мной познакомиться, но пока не появлялась. В детстве я дружил с девочкой, которую так звали. Интересно, помнит ли она меня?

– Сомневаюсь, – сухо ответил Кокрилл. Заметив на лице Уильяма удивление, он быстро добавил: – Расскажи мне про юную мисс Линли, ты ведь видел ее в ту ночь, когда тебя сюда привезли?

– Да, она была ко мне очень внимательна, – ответил Уильям. – Я на нее свалился посреди ночи, и ей пришлось меня устраивать; она держалась совершенно спокойно и невозмутимо, словно ей больше нечем было заняться, хотя работы у бедняжки было невпроворот. Даже Хиггинсу пришлось признать, что она отлично справилась, хотя он и взъелся на нее за то, что она целовалась в закутке со своими хахалями. Нога у Хиггинса болела так, что он не мог уснуть, но старик сказал, что мисс Линли ни на минуту не выходила из палаты и откликалась по первому зову, хотя я даже не представляю, как такая маленькая хрупкая девушка может все это выдержать. Она смешная, конечно. Я слышал, как она позавчера в своем закутке разговаривала с Муном: тот рассказывал ей, как его сына сбил насмерть какой-то человек на велосипеде, и все, что она смогла сказать ему в утешение – это спросить о том, какого цвета был велосипед. Эстер говорит, это все потому, что, несмотря на все свое внешнее самообладание, она очень стеснительная.

– Она хорошая медсестра?