Зеленый велосипед на зеленой лужайке

— Где это собака лает? Заскочила, что ли? Эй, девочка (это, кажется, мне), погляди-ка там в тамбуре.

Я замерла. Нога так и прилипла к ступеньке, а язык к нёбу. А ведь надо было что-то ответить, отвести подозрение.

Лариса Андреевна пришла на помощь мне и Майке.

— Нет-нет, — сказала она, — тут никого нету. Наверное, под вагон забралась.

— Лазают тут, — равнодушно проворчала проводница, — а потом раздавят.

В этот момент раздался гудок, проводница торопливо вскочила на подножку, поезд тронулся.

10

Не буду рассказывать о том, как мы ехали в поезде, как прятали Майку в ящике под сиденьем, как проводница все-таки обнаружила ее, но не только не вышвырнула Майку, не только не высадила всех нас, а даже принесла собаке косточку.

Так мы ехали и ехали. Я сидела на желтой, гладкой, отполированной скамейке, смотрела в окно, настоящее окно со стеклом и рамой, а не то, что в нашем товарняке… За окном проплывали луга со скирдами сена, иногда маленькие домишки… На минуту все скрылось — стало темно, мелькнули рыжие доски, и я поняла, что мы обогнали товарняк. И вдруг меня кольнуло: а как же бабушка? В хлопотах о Майке я совсем забыла о ней. Как ей, наверное, страшно сейчас одной, в пустом грохочущем вагоне! И о нас ничего не известно. Может быть, она думает, что теперь уже не увидит нас никогда. А в другом конце состава, тоже одна, мечется по вагону Вера Константиновна, и они не могут даже поделиться друг с другом своими страхами!

Если бы они только знали, что мы, живые и невредимые, мчимся сейчас следом за ними! А может, даже уже обогнали их. А что, если тот товарняк, который мы только что оставили позади, как раз наш? Какая же я дура, честное слово! Надо было подать сигнал. Например, махнуть косынкой. Бабушка бы наверняка увидела и догадалась. А может, еще не поздно. Я сорвала с головы косынку, взгромоздилась с ногами на сиденье и высунула голову в окно. Но поезда даже не было видно. Вот как мы мчались! Только луга, луга и луга до самого горизонта.

Я посмотрела на маму. Ее лицо не выражало никакого беспокойства. Наоборот, она подобрала растрепавшиеся волосы и заплела их сзади в косичку, а косичку небрежно засунула за ворот платья. Она сбросила тапочки и положила ноги на скамейку. Голова ее покачивалась в такт поезду. Толчок — и подбородок упал на грудь. Я поняла, что мама уснула. Заглянула под скамейку — Майка тоже спала, положив голову на свернутый калачиком хвост. И только мы с Ларисой Андреевной не спали. Я хотела поделиться с ней своим беспокойством о бабушке, но посмотрела на ее строгое лицо и ничего не сказала.

11

На станцию, где нам предстояло встретить наш поезд, мы прибыли ночью. Станция была безлюдна и совсем слабо освещена. Под темным сумрачным небом, почти сливаясь с ним, стояли темные составы. И только небольшое здание вокзала тускло светилось да на путях мелькал, как светлячок, фонарь стрелочника.

Я сразу съежилась и остро ощутила свою бездомность. Ведь мы уже покинули уютный пассажирский вагон и еще не отыскали своего. Да и найдем ли? А что, если он вообще проскочит мимо этой станции? Во всяком случае, пустынность и темнота вокзала не обнадеживали.

Меня даже стало подташнивать — со мной всегда так случалось, если очень перенервничаю. Я даже позавидовала какой-то бездомной собаке, которая без горя и забот спала под лавкой возле вокзала.

Со стороны вокзал выглядел совсем пустым. Но, когда мы вошли внутрь, оказалось, что там довольно много народу: почти все спали — кто сидя, кто лежа, кто припав спиной к спинке сиденья, кто уронив голову на грудь.

И — о чудо! — у меня сразу отлегло от сердца. Словно я поняла, что среди этих спящих людей, даже не подозревающих о моем существовании, со мной не может случиться ничего плохого.

И еще я почувствовала, как я, вроде бы потерявшая себя от страха, снова возвращаюсь к себе. И как страшно было терять себя, так радостно снова становиться собой.

Мама и Лариса Андреевна тоже воспрянули духом. Они стали искать, у кого бы спросить про наш поезд. Но дверь дежурного по вокзалу была заперта, и единственное окошко кассы тоже закрыто. И тогда мама подошла к одному из бодрствующих — молодому человеку, сосредоточенно изучающему расписание на стене. Они стали вместе изучать расписание, но Лариса Андреевна сказала, что наш поезд здесь вообще может не значиться. И правда, мы его так и не нашли. А молодой человек возмущенно добавил, что это расписание вообще, наверное, повешено при царе Горохе и только вводит людей в заблуждение. А когда мама спросила, где можно найти дежурного по вокзалу, заметил, что его теперь и с фонарем не отыщешь.

А мне вдруг смертельно захотелось спать и все стало безразлично. Я опустилась на скамейку, привалилась боком к какой-то тетке, и все поплыло, поплыло…

Возможно ли такое счастье — уснуть в беде, а проснуться в радости? Уснуть в смятении и тревоге, а проснуться в покое и уюте? Уснуть в бездомности, на вокзальной скамейке, а проснуться в теплых руках бабушки?

Возможно. Но только в детстве.