Вот только время теперь упущено, счет идет на дни. И желание Феликса спасти тонущую «Панна Моти», выбив из Арсеньева и остальных достоверную информацию по программе «Универсальный солдат», остается для ребят единственной охранной грамотой. Та жуткая сцена возле детских кювез, которая, насколько Туся смогла уловить из обрывочных воспоминаний пытающегося уйти от боли Командора предшествовала переводу в подземную тюрьму, была даже не проверкой, а прямым ультиматумом, последней попыткой договориться.
Под пыткой, конечно, тоже умирают и сходят с ума, но Феликс и его палачи, как в случае с Ленкой, станут прилагать усилия, чтобы это не произошло как можно дольше. А вот если Серый Ферзь выполнит свою угрозу, и Арсеньев вслед за барсами станет участником программы «Универсальный солдат», гены асуров, внедренные в организм вместе с частицами синдрома Усольцева, порвут связь мозга с окружающим миром. Тогда она точно окажется бессильна, ибо просто не сможет получить доступ к его чувствам и мыслям. Так она его уже теряла на долгих два месяца искусственной комы, в которую его погрузили, чтобы беспрепятственно вывезти на Равану и упрятать в подземную тюрьму.
Подопытный впадает в забытье через две недели, а доноры остаются в сознании и того меньше. И это означает только одно. Начинать действовать надо прямо сейчас.
Туся погладила свой живот, в который отчаянно пихался Олежка, словно хотел помочь. Два месяца назад все было бы гораздо проще. И хотя Командование и Вернер не получили бы уникальных материалов к программе «Универсальный солдат», а возможно и разоблачающих энергетическую аферу улик, Саша был бы давно рядом с ней, а Олежка спокойно ждал появления на свет вместе с матерью и отцом.
И почему она только не освоила перемещения в пространстве и времени? Как было бы просто. Перенестись единым мигом на Равану, выхватить Командора и ребят из отвратительных лап палачей, придушить попутно Феликса и вернуться на Сербелиану. Если бы для обладания подобной силой пришлось бы отказаться от человеческой оболочки, она заплатила эту цену, не задумываясь. Но пока она чувствовала лишь терзавшую любимого боль. Лихорадочный жар и жестокий озноб, смертельную усталость избитого, изломанного тела, и лютую тоску, распинающую душу между не рассуждающим инстинктом выжить любой ценой и строгим повелением воли, держаться до последнего, не выдавать тайну даже если станут живьем резать на куски.
«Олеженька, родимый, прости!» То, что она задумала, выглядело чудовищно и цинично, но другого способа пробраться на фабрику «Панна Моти» просто не существовало. И пусть ее проклянет Ольга Викторовна, которая, устав ждать и бояться за сына, уже заранее переносила заботу и любовь на долгожданного внука. Либо они вернутся все вместе, либо не вернется никто.
Дождавшись, пока рассветет, чтобы не вызывать лишних подозрений, Туся взяла флаер и покинула поместье.
====== XIV ======
Появление Туси в лагере подготовки бойцов Сопротивления никого особо не удивило. Участники программы «Универсальный солдат», которую она теперь курировала, проходили реабилитацию рядом с прежними товарищами и, не имея пока возможности вернуться на Равану, чтобы продолжить борьбу с Корпорацией, отдавали все силы подготовке новичков.
Там же теперь обретался Эркюль, которого тоже решили пока оставить в тылу на агентурной работе, хотя бедняга буквально рвался в бой. Завидев Тусю, он сразу же пригласил ее в свое обиталище, представляющее собой нечто промежуточное между медвежьей берлогой и биостанцией. Во всяком случае, вездесущие мартышки, количество которых Туся даже не взялась бы пересчитывать, чувствовали себя здесь едва ли не более вольготно, чем в прилегающих джунглях, и на двуногого прямоходящего почти не реагировали, по всей видимости, считая его членом стаи.
— Я все уже знаю, — непривычно серьезным тоном начал Эркюль. — Это просто ужасно и очень обидно. И главное, ничего нельзя сделать.
— Это в Командовании думают, что нельзя, — перебила его Туся. — А на самом деле способ есть, и я его предлагала еще два месяца назад. Мне просто нужно попасть на Равану, и ты мне в этом поможешь.
Вместо ответа Эркюль выдал такую тираду непечатных выражений, что их крепости и заковыристости позавидовали бы пираты Шварценберга.
— Да с чего ты это взяла, что я стану в такой безумной затее помогать? — обретя через какое-то время способность выражаться более ли менее человеческим языком, возмутился он. — Слыхал я, что бабы на сносях дуреют, но не до такой же степени! Себя не жалко, хоть ребенка пожалей. Его-то за что?
— Ребенку нужны мать и отец, — проговорила Туся таким решительным тоном, что Эркюль осекся на полуслове. — И я вовсе не безумна. Ты сейчас отговариваешь меня, а сам думаешь, что было бы очень неплохо отправиться на Равану, хотя бы для того, чтобы передать бойцам Сопротивления алмазы, которые ты до сих пор прячешь в тайнике, несмотря на угрозу получить еще один срок за контрабанду, на этот раз по законам Содружества.