Зели в пустыне

Чуть позже, когда мы уходили в деревню, обернувшись на изгибе дороги, мы увидели, как Жанни, смочив в ручье платок, подносила его к глазам. Она перехватила наш взгляд, но и не попыталась обмануть нас, еще более беспомощная и оробевшая, чем в самые трудные минуты того утра.

IV

По улице к водопою вели лошадь; цокот ее копыт вторгся в мой полусон. Выскользнув из кровати, я открыл ставни; был еще не рассвет, но самое светлое время ночи; уже не ночь – скорее, странный день не в свое время суток, лунный день, голубой и хрустальный: крыши, деревья, лошадь у источника видны были четко и почти столь же ясно, как при солнечном свете. Ришар, стоявший на другой стороне улицы рядом с лошадью, обернулся на стук ставен и помахал мне рукой:

– Можешь не спешить. Мы еще не уезжаем.

– Вы меня подождете?

– Ну конечно. Оденься потеплей.

Мы говорили шепотом, но казалось, что наши слова слышны и в самых отдаленных домах деревни. Пока я в спешке одевался, до меня доносилось тяжелое фырканье лошади, то, как она с шумом пила холодную воду, и даже малейшее движение – дрожь, которая изредка пробегала по ее спине и заставляла хлестать хвостом по крупу. Лошадь ушла; и вновь воцарилась тишина, которую только подчеркивало монотонное журчание родника.

На цыпочках я спустился на кухню, где спала моя бабушка.

– Не забудь накидку, – прошептал сонный голос. На улице было свежо; один только вид пустынных окрестностей, застывших в лунном свете, на мгновение заставил меня пожалеть о нежном тепле постели. Звезд не было видно, огромная серебристая луна выглядела заблудившейся посередине неба.

Когда я подошел к дому Ришара, все уже было готово: лошадь запряжена, а на повозке лежало майское дерево – молодой тополь, ветки которого покоились на вязанках соломы. Это был первый день месяца, день, в который каждый год призывники высаживают дерево перед домом девушек своего возраста, родившихся в том же году. Происходит это ночью, а потом ребята возвращаются, чтобы исполнить утреннюю серенаду: дверь приоткрывается, девушка слушает пение, затем все целуются и садятся вокруг стола, на котором между кофейником и графинчиком водки ставится пирог, испеченный руками той, которую чествуют… В этом году мы чествовали Жанни, но по настоящей дороге – единственной, по которой могла проехать повозка, – до Морона было ой как далеко! Только три парня, считая Ришара, были готовы ехать на ферму сажать «май» и петь серенаду; затем они собирались присоединиться к своим друзьям, чтобы поприветствовать и других девушек.

– Выпей чашку кофе, – обращаясь ко мне, сказал Ришар. – Это тебя разбудит.

Мне совсем не хотелось спать. Но было приятно, как и каждому из призывников, сжимать обжигающий пальцы стаканчик, медленно помешивая в нем ложечкой, затем потихоньку дуть на кофе и осторожно делать глоток – это был ритуал, почти сообщничество, в котором я участвовал в первый раз. И один из них, поправив мне ворот накидки, произнес:

– Сегодняшних призывников набирают такими юными!

Выпив кофе, мы влезли на повозку и устроились на доске – ее на манер лавки положили на боковины. Мне кажется, я снова вижу нас: справа от меня Ришар держит вожжи, а один из моих соседей слева – рожок; третий юноша положил свою скрипку за собой, на подстилку. И я снова вижу двор вокруг нас и липу, недвижно стоящую в голубоватом освещении. Даже тот воздух, будораживший меня не меньше, чем недавние обжигающие глотки, юный, непонятный, упругий как лунный свет, – я его не забыл. В тот момент, когда наша повозка тронулась, открылось окно в доме, мать Ришара, придерживая на груди большую белую шаль, крикнула резко и взволнованно:

– Не выставь себя дураком!

– Хорошо, мама, – мирно сказал Ришар. – Ложись спать. Все еще спят.

– Гм! Да и вообще, – добавил один из его друзей, – «май» раз в жизни сажают!

Мы ехали сажать майское дерево. Было воскресенье, следующее воскресенье после Пасхи; а через день, приехав из одиннадцати деревень кантона, призывники должны были пройти в нашей мэрии призывную комиссию. Два дня праздника, шумного, роскошного праздника, герои которого будут тешить себя воспоминаниями до старости. Еще вчера они были подростками, а вот уже сегодня они – мужчины; эту роль, звание, груз они воспринимали с волнением. Как?! Уже?! Школьные годы – так ли они далеко, а детские потасовки на улицах?.. Но вот уже подросли другие дети, и, глядя на меня, сидящего среди них, мои три спутника сознавали свой возраст и то, что начинается новый этап в их жизни.