Читаем Зелимхан полностью

Аюб исчезает во мраке. Через минуту до слуха Зелимхана доносится удаляющийся топот его коня. Костер горит, бросая вокруг фантастические пляшущие отсветы, а абрек думает свою думу:

«Говорят, Бек Сараев распорядился раскопать могилы захороненных, чтобы проверить: есть ли среди мертвых Зелимхан. Что же делать? Каким путем запретить им издеваться над покойниками? Угрозой?.. Вряд ли поможет... Надо дать им знать о себе!..»

12.

Так случилось, что эту ночь Зелимхан провел один в глухом, безлюдном лесу. Он спал крепким богатырским сном, не ощущая ни сырости леса, ни отсутствия удобной постели.

Этот сон в лесу после всех потрясений минувшей недели вернул ему бодрость и силы.

Утром, проснувшись, абрек отправился в горы, прокладывая себе путь среди густого леса. Шел он легко, ступая мягко и неслышно, словно подкрадываясь к врагу. Молодые деревья покорно уступали ему дорогу — так ловко орудовал он кинжалом, прорубаясь сквозь чащу. То тут, то там, шумно хлопая крыльями, взлетала испуганная его появлением птица; еле слышный шорох выдавал порой присутствие зверя.

Лес окружал его со всех сторон. Совсем молодые деревья растут обычно очень часто, постарше — несколько реже, а старые — и вовсе редко. Здесь проявляется древний закон: и деревья вынуждены вступать в жестокую борьбу друг с другом за место под солнцем — главным источником жизни. Вырастают только сильнейшие.

В большом лесу очень трудно утвердиться молодому дереву, так же как юноше — среди взрослых опытных людей — соперников на земле; место ему уступают только отжившие свой век или сваленные бурей великаны. Вот тонкий стройный вяз стоит, будто уже одолев в борьбе всех своих соседей. На его высоком гладком стволе — ни единой веточки или листика, одна макушка зеленая. Все пошло в рост — любой ценой надо было пробиться к солнцу. И молодой вяз почти достиг этого. Однако старшие деревья, чьи кроны образуют свод, не очень-то гостеприимны, они никого не допускают выше себя. И этот стройный вяз, наверное, тоже ждет удел сверстников: вряд ли удастся ему пробиться сквозь могучую кровлю чинар, закрывшую небо.

Но вот лес кончился. Было еще рано, роса не сошла даже с деревьев, и на мягкой высокой траве оставались ярко-зеленые полосы от шагов Зелимхана, ведущие к маленькой речке. Абрек ловко перескочил через нее и, тревожно оглядевшись по сторонам, убедился, что вокруг нет ни души. Перед ним вилась одинокая тропа, ведущая в горы — к приюту пастухов. Зелимхан почувствовал себя легко и спокойно, словно он попал домой.

По этой тропе абрек стал взбираться на высокую лысую гору — Чермой-Лам. Слева от вершины под ногами у горца лежал плотный, точно снежная лавина, туман, выбиваясь со дна глубокой впадины отдельными извилистыми струйками. Солнце прижимало туман к земле, а боковые отроги отрезали путь к отступлению. Кое-где из пелены тумана торчали поросшие лесом горные вершины да макушки одиноких гигантских чинар. А вдали зеленела чеченская равнина и сумрачный дымный город Грозный, где вынашивались злые умыслы против Зелимхана.

Здесь, на недоступной вершине, природа представала в самом бедном своем обличии. Даже щедрое лето не смогло одеть в приличный наряд этот бесплодный клочок земли — каменную гору. Только кое-где в трещинах, где снега и ливни оставили темные полосы, радовали глаз бледные маки да фиалки и карабкались карликовые дубки. Никакие ветры не могут вырвать корни этих растений из тесных щелей, и стужа бессильна умертвить их. Холодные камни и высота поднебесная стали их родиной. Земля оберегает и обиженных своих детей. Только нет здесь роскоши, все рождается тут в муках — уродливым, живет в голоде; крошечные цветы без запаха, чахлые; даже высокое небо здесь бесцветно. Но все же в этом убогом уголке природы есть то, что приводит человека в восторг — удивительно само упрямство, с которым отвоевывают себе Право на жизнь и дубки, и крошечные маки, и ромашки.

Здесь нет следов человека. Только изредка попадаются отпечатки копыт диких туров, возможно, единственных обитателей этих мест.

К востоку за Чермой-Ламом, словно ограда из кинжалов, выстроились острые вершины Макажоевских гор, такие же бесплодные и нагие.

Спускаясь вниз по тропинке, Зелимхан снова вступил в серый непроницаемый сумрак, в сырую тишину леса, где трава заглушала его шаги. Путь вниз ему преградила беснующаяся река Бас. Вырвавшись на простор из тесных ущелий, она все еще не может успокоиться от возбуждения борьбы с порогами и скалами, вставшими на ее пути. И она ревет, бросается из стороны в сторону, скачет через валуны, живая, трепещущая, ненасытная. Попробуй войти в ее гневные воды, и она тотчас захлестнет тебя холодной упругой волной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза