Зелёная кровь. Собачий вальс

— Не понимаешь… люди дошли до той черты, за которой все должно разрешиться и распутаться. Все силы нашего общего мира помогут пройти и болезням, и прочей мерзости… ты слушаешь? Будет гроза, ОН… тот, кого мы называем Зеленым, люди-то зовут его совсем иначе… ОН расставит все по местам… и к весне весь мир зазеленеет, так мой предок сказал…

— Погоди! — Мэллу потерся носом о запястье. — Как ты вообще мог разговаривать со своим предком, когда от него остались только кости, да и те уже превратились в камень?

— Душа — странная вещь, рысь. Иногда умирает еще при жизни. А иногда живет долго-долго после смерти. Я — больной зверь, полупадаль, пью человеческий яд, ты прав — но я слышу души медведей, которые до меня жили тут… здоровых и мудрых. И ты послушай…

Но тут где-то далеко хлопнула дверь, раздались шаги и приглушенные голоса. Мэллу насторожился.

— Это охрана, — сказал медведь. — Могут прийти сюда. Беги. Расскажи своим друзьям, как сможешь.

— Когда, когда будет эта гроза?!

— Не знаю точно, — если бы медведь мог смеяться, он бы смеялся. — На этих днях.

Из калитки, открывшейся в кирпичной стене, выпал и растекся по асфальту дорожки плоский желтый свет. Мэллу перекинулся и в три прыжка взлетел на крышу хлева. А уже стоя на крыше, вдруг понял, что допрыгнуть до сосновой ветки будет почти невозможно. Прыгать наискосок вниз — совсем не то же самое, что прыгать наискосок вверх. Мэллу недосчитал — если забыть о том, что рассчитывать ходы вообще никогда не входило в его привычки.

Он метнулся по краю крыши, все еще пытаясь выбрать удобное место для прыжка. Внизу снова тягуче замычала корова, и человек сказал так отчетливо в ночи, будто стоял рядом с Мэллу:

— Смотри, там что-то шевелится наверху, нет?

Мэллу припал к влажной холодной поверхности всем телом, сжимая себя, как пружину, подобрался и, оттолкнувшись изо всех сил, прыгнул. У него почти получилось — когти передних лап Мэллу вцепились в ветку, осталось только подтянуться — но тут внизу завопили:

— Берт, смотри!! Вон там!!

Вспыхнул ослепительный раздевающий свет, который сразу сузил в щели рысьи зрачки. И сразу же за этим светом грохнули такие же острые звуки, резкие удары, от которых хотелось вздрагивать и сжиматься.

Они стреляют, подумал Мэллу, вскидывая тело на ветку. Спохватились… Он улыбнулся про себя в тот самый момент, когда что-то тяжелое ударило по бедру и сбило равновесие.

Мэллу дернулся, но удержался. Спуститься с дерева было минутным делом — но теперь требовалось очень быстро бежать прочь, а это почему-то стало сложно. Правая задняя лапа отяжелела и тянула тело вниз, ее хотелось поджать, скакать на трех. Мэллу почувствовал соленый запах крови — и сообразил, что это его кровь.

Это был не усыпляющий дротик. Настоящая пуля, которой убивают.

Это лучше, подумал Мэллу. Я не сплю, все понимаю и все равно убегу. Я могу наступать на лапу, значит, кости целы — и я доберусь до дома Хольвина даже с этой дыркой. Подумаешь, в лапе. Не в голове же…

Он поскакал в чащу по волчьей тропе. А позади открылись ворота, замелькал свет и послышались голоса. Люди искали свою добычу.

Мэллу удивился тому, как скоро устал. Так устал, что хотелось лечь, свернуться клубочком и подремать. А лапы у него уже не было — вместо нее появилась какая-то тяжелая горячая штуковина, настолько неуклюже приделанная к совершенному кошачьему телу, что от любого движения волны пронизывающей боли проходили до самого затылка. А в голове стоял мутный туман, от которого сбоил рысий прибор ночного видения — то совсем темно, то вдруг очень светло и очень четко, но неприятно четко.

До развилки Мэллу добрел, шатаясь и поджимая раненую лапу под себя. Ночь вокруг пахла его кровью; если бы у людей были собаки, они давно нашли бы рысь по пятнам крови на мокрой траве и по ее нестерпимому запаху. Хорошо, что мертвяки собак не держат — не выносят.

У развилки между елями рос такой пышный белый мох, что Мэллу вспомнил диван в гостиной Хольвина. Ляжешь на это мягкое, теплое… Манефой пахнет… рядом горит камин… славно дремлется… у Хольвина уютный дом…

Мэллу тяжело опустился на мох, свернулся, закрыл передней лапой нос. Дремота сразу наползла, как сами Сумерки — нехорошая дремота, это он понимал, но — пусть, пусть…

И тут кто-то мягко толкнул его в бок. Мэллу зашипел и открыл глаза. Из мути собралось что-то огромное, бурое… странное… не человек, а… что?

«Ты кто? — обратился Мэллу мысленно, не надеясь на ответ, сквозь раздирающую боль и полубеспамятство. Не было сил перекинуться для разговора. — Ты — зверь?»

Огромное, бурое наклонилось совсем низко — Мэллу увидел крупную умную морду с влажными глазами и влажным носом. Тяжелые раскидистые рога размахнулись над этой мордой, как острые крылья.

«Ты — лось, — подумал Мэллу успокоенно. — Ты — лось Хольвина, друг моего бобика… и не добьешь меня…»

Лось опустился на колени; от него пахло осенним лесом, вениками и теплым чистым зверем.