Зелёная Миля

За время моей работы охранником в Холодной Горе сменилось три начальника тюрьмы. Хэл Мурс был последним и самым лучшим из начальников такого рода. Честный, прямой, лишённый в отличие от Кэртиса Андерсона даже элементарной сообразительности, он обладал особой политической гибкостью, помогающей сохранить свой пост в те мрачные годы... и в то же время оставался неподкупным, и не поддавался искушениям этой игры. Повышение ему не светило, но, похоже, его устраивала и нынешняя должность. В те дни ему было пятьдесят восемь или пятьдесят девять, его лицо с глубокими складками напоминало морду бладгаунда. Бобу Марчанту оно бы понравилось. Хотя волосы его поседели, а руки слегка дрожали, он был ещё очень силён. За год до этого в прогулочном дворике на него набросился заключённый с рукояткой, выстроганной из перекладины деревянной решётки. Муре перехватил кисть негодяя и скрутил её так, что кости захрустели, словно сухие ветки в костре. Нападавший, забыв о своих обидах, упал на колени прямо на землю и стал звать маму. «Я тебе не мама, – сказал Муре своим интеллигентным „южным“ голосом, – но на её месте, я поднял бы юбку и помочился на тебя из чрева, давшего тебе жизнь».

Когда я зашёл в его кабинет, он начал подниматься, и я помахал ему рукой, чтобы не вставал. Я сел за стол напротив и начал с вопроса о его жене... но совсем не так, как принято у вас. Я спросил: «Ну как там твоя красотка?» Словно Мелинде всего лет семнадцать, а не шестьдесят два или три. Мой интерес был искренним: такую женщину я бы и сам мог полюбить и жениться на ней, если бы наши жизненные пути пересеклись, но ещё мне хотелось хоть немного отвлечь его от основных дел.

Он глубоко вздохнул.

– Не очень, Пол. Даже совсем не хорошо.

– Опять головные боли?

– На этой неделе всего раз, но было очень плохо, позавчера она пролежала пластом почти весь день. А теперь ещё эта слабость в правой руке... – Он поднял свою, всю в веснушках, правую руку. Мы оба видели, как она дрожит над бумагой, потом опустил её опять. Я уверен, что он всё отдал бы за то, чтобы не говорить этого, а я – всё за то, чтобы не слышать. Головные боли у Мелинды начались весной, и всё лето врач уверял её, что это «мигрени на нервной почве», вызванные стрессом из-за ожидаемого ухода Хэла на пенсию. Но на самом деле никто из них не «ожидал» ухода на пенсию, а моя собственная жена сказала, что мигрень – болезнь не пожилых, а молодых, и к тому времени, когда страдающие мигренью достигают возраста Мелинды, им становится не хуже, а лучше. А эта слабость в руке? По-моему, это совсем не похоже на нервный стресс, это похоже на проклятый инсульт.

– Доктор Хавестром хочет, чтобы она легла в больницу в Индианоле, – сказал Муре. – Сделала анализы. Рентген головы и Бог знает, что ещё. Она боится до смерти. – Он помолчал, а потом добавил: – По правде говоря, я и сам ужасно боюсь.

– Да, но вот увидишь, она справится, – успокоил я. – Лучше не откладывать. Если вдруг они что-то увидят на рентгене, то может оказаться, что это излечимо.

– Да, – согласился он, и тут всего один раз за эти минуты разговора, насколько я помню, наши взгляды встретились. И мы всё поняли без слов, со всей беспощадностью. Да, скорее всего инсульт. А может быть, рак – опухоль мозга, и если это так, то шансы на то, что врачи в Индианоле смогут что-то сделать, практически равны нулю. Это ведь был тридцать второй год, не забывайте, когда лекарством даже от такой более-менее простой «мочевой» инфекции были либо сера и вонь, либо страдание и ожидание.

– Спасибо за сочувствие, Пол. А теперь давай поговорим о Перси Уэтморе. Я застонал и закрыл глаза.

– Сегодня утром мне позвонили из столицы штата, – прямо сказал начальник тюрьмы. – Звонок был очень сердитый, можешь себе представить. Пол, губернатор так сильно женат, что его здесь почти нет, ты меня понимаешь. А у его жены есть брат, у которого единственный ребёнок. И этот ребёнок – Перси Уэтмор. Перси вчера звонил папаше, а папаша Перси позвонил тётушке. Нужно прослеживать цепочку дальше?

– Нет, – вздохнул я. – Перси настучал. Точь-в-точь классный маменькин сынок, наябедничавший учительнице, что видел, как Джек и Джилл целовались в раздевалке.

– Да, – согласился Муре, – примерно так.

– Ты знаешь, что произошло между Перси и Делакруа, когда Делакруа только поступил? – спросил я. – Перси с его чёртовой резиновой дубинкой?

– Да, но...

– И ты знаешь, как он проводит ею иногда по прутьям решётки, просто так, для смеха. Он подлый, он тупой, и я не знаю, сколько ещё смогу его выносить. Это правда.