Зелёные дьяволы

Отпустивъ секретаря, спальня котораго находилась тоже въ первомъ этажѣ, Вольскій сталъ раздѣваться. На ночь, чтобы не страдать отъ безсонницы, онъ имѣлъ обыкновеніе читать что-нибудь научное: книгу по астрономіи, по ботаникѣ, иногда даже по математикѣ, если нужно было пораньше уснуть и пораньше встать. Придвинувъ ночной столикъ къ кровати, чтобы свѣтъ падалъ удобнѣе, Павелъ Андреевичъ надѣлъ очки, вытянулся, раскрылъ взятое изъ Лондона руководство по геологіи, но не успѣлъ прочесть страницы, какъ произошло нѣчто странное.

Въ комнатѣ ясно послышался легкій стукъ дамскихъ туфель. Будто кто-то прошелъ черезъ спальню. И затѣмъ раздался протяжный стонъ:

— О-охъ…

Съ удивленіемъ приподнявшись на кровати, Вольскій оглянулся по сторонамъ, посидѣлъ неподвижно около минуты.

— Ольга права, — грустно подумалъ онъ, снова ложась. — Съ виномъ въ моемъ положеніи шутить опасно.

Онъ взялъ въ руки учебникъ, прочелъ еще нѣсколько строкъ, ничего въ нихъ не понялъ, закрылъ книгу и потушилъ свѣтъ.

— Недаромъ докторъ Бутсъ противъ чтенія въ постели, — вспомнилъ Павелъ Андреевичъ. — Очевидно, къ глазамъ излишній приливъ крови… Къ ушамъ тоже. Вотъ и получилось нѣчто вродѣ галлюцинаціи.

Вольскій пытался ни о чемъ не думать. Повернувшись на правый бокъ, чтобы не стѣснять работы сердца, онъ сталъ прислушиваться къ журчанью ручья. Ручей безусловно баюкалъ. Размѣренный шумъ, безъ перерывовъ, безъ измѣненія тона, можетъ служить своеобразной колыбельной пѣсней.

— О-охъ… — раздался опять въ комнатѣ глухой стонъ. И снова застучали каблуки туфель.

Павелъ Андреевичъ поднялся, зажегъ свѣтъ и началъ снова оглядываться. Въ загробныя силы, которыя могли бы по ночамъ тревожить покой честныхъ людей, особенно дѣловыхъ, онъ не вѣрилъ. Будучи убѣжденнымъ позитивистомъ, онъ понималъ, что въ этомъ мірѣ все вполнѣ объяснимо, развѣ кромѣ самого существованія міра. Но кто все-таки производитъ эти глупые звуки? И какимъ образомъ?

Старикъ накинулъ халатъ, вдѣлъ ноги въ туфли и сталъ бродитъ по спальнѣ, внимательно оглядывая углы и открывая дверцы шкаповъ, чтобы убѣдиться, нѣтъ ли кого-либо внутри. Однако, какъ въ спальнѣ, такъ и въ кабинетѣ, все было въ порядкѣ.

— Николай Ивановичъ, вы спите? — выйдя въ коридоръ и осторожно постучавъ въ дверь секретаря, спросилъ Вольскій.

— Это вы, Павелъ Андреевичъ? — Суриковъ открылъ дверь. — Я еще не раздѣвался.

— Пойдемте ко мнѣ.

— Слушаю.

Они оба вошли въ спальню. Вольскій предложилъ Сурикову кресло, самъ тоже сѣлъ, закурилъ сигару.

— Прежде всего, скажите откровенно, Николай Ивановичъ, — грустно усмѣхнувшись, сказалъ онъ. — Вы можете по чистой совѣсти утверждать, что я за обѣдомъ выпилъ чрезмѣрное количество шампанскаго?

— Нѣтъ… Ни въ коемъ случаѣ, Павелъ Андреевичъ. Два бокала никто въ мірѣ не можетъ считать чрезмѣрнымъ количествомъ.

Положимъ, я выпилъ не два, а три, но число три тоже не такъ велико. Ну, а теперь, дорогой мой, скажите: считаете ли вы меня человѣкомъ годнымъ для соприкосновенія съ потустороннимъ таинственнымъ міромъ?

— Гм… — промычалъ Суриковъ, бросая тревожный взглядъ на шефа. — Конечно, я не вполнѣ понимаю… Но если угодно… Вы, разумѣется, не подходите для этого дѣла.

— Такъ, такъ. Навѣрно, финансовый Лондонъ, который меня знаетъ, отвѣтилъ бы такъ же, какъ вы. Ну, а что вы теперь скажете, дорогой мой, если я сообщу вамъ, что пять минутъ назадъ здѣсь, въ этой комнатѣ, лежа вотъ на этой кровати, я ясно услышалъ возлѣ себя стукъ дамскихъ туфель и нѣсколько вздоховъ, явно принадлежавшихъ женщинѣ?

— Женщинѣ? Странно. Вблизи вашей спальни нѣтъ никакихъ женщинъ. Смѣю увѣрить.

— Вотъ это именно и печально, что нѣтъ, а я слышалъ. Погодите. Кто-то, кажется, ходитъ по коридору. Посмотрите, кто тамъ.

Суриковъ выглянулъ.

— Ольга Петровна идетъ.

— Павелъ, къ тебѣ можно? — стоя у дверей съ зажженной свѣчей въ рукѣ, сердито спросила Горева.

— Пожалуйста. А въ чемъ дѣло? Почему ты со свѣчей?

— Очень просто. Ходить въ потемкахъ, по-моему, совершенно безполезный спортъ. Особенно въ моемъ возрастѣ. А найти на этой ужасной лѣстницѣ выключатель нѣтъ никакой возможности.

Она рѣшительнымъ движеніемъ руки поставила свѣчу на столъ и сухо продолжала:

— Я бы, конечно, не безпокоила ночью тебя, Павелъ, если бы тотъ вопросъ, который меня интересуетъ, можно было рѣшить безъ чужой помощи. Но, во-первыхъ, я совершенно безсильна бороться, а, во-вторыхъ, я слишкомъ цѣню свой покой, чтобы щекотать нервы. Когда ты предлагалъ мнѣ ѣхать сюда, ты отлично обрисовалъ красоты природы, свойство климата и дѣйствіе воздуха. Но ты не сказалъ мнѣ ничего про отрицательныя стороны савойскаго отдыха.

— Я не улавливаю, Ольга, о чемъ ты говоришь. Когда мы хотѣли…