Зелёные глаза

Заварив крепкого, душистого липового чая, чуть ли не до кисельного состояния, словно барин, пью его среди зелени. И всё меня радует, и всё меня успокаивает. Однако один вопрос стоит поперек горла. Почему-то мне кажется, что это тигрица, хотя, нас не представляли друг другу.

Я готов на все сто. Мой «Зенит» рвётся в бой, чтобы разрядиться по первому приказу. Зарядил самую лучшую пленку. Лишь бы не засветилась. Одеяло мне сразу не понравилось. Но будь, что будет.

Следующий день охотник я. Облазив окрестные кусты, встретил множество следов и лёжек, словно с десяток хищников облюбовали моё жилище. Но плутовка как чуяла что-то неладное и всё время ускользала из кадра. Мой новый товарищ ей явно не по душе. Но один раз я все же отследил эту каналью, спрятавшись на чердаке и истратив на неё добрую половину кадров. Бережёного бог бережёт.

Мой ад незаметно превратился в рай. День начинался с того, что я выходил из дома и видел, как моя Багира кувыркается на тропинке, ведущей к ручью. Не зашло бы это слишком далеко.

Когда её не было видно, я чувствовал, что за мной всё время следят. Эти жёлто-зелёные глаза неотступно контролировали все мои передвижения. Но стоило почувствовать, как шевелятся волосы на затылке, я резко оборачивался и видел в двадцати метрах, как отбивает кончиком хвоста эта кобра. Чувство не подводило меня. Я её чувствовал. Стало быть, и она тоже должна была понимать меня и мое состояние. Но моё чувство включало и страх, что вряд ли было у зверя. Я даже систематизировал это состояние. Сначала немеют ноги, резко, как будто свинцом наливаются. Потом схватывает дыхание. Такое чувство, что дышать нечем, а выдыхать некуда. И куда ни пойдешь – везде она, всюду следы её присутствия. Лишь один раз, услышав грозное рычание, я понял, что не стоит нарушать субординации.

К вечеру, после своих похождений и неотступной слежки, я напоминал развалину и падал в кровать, не снимая обуви. Ни дверь, болтавшаяся на одной петле, ни мыши, ни комары ни змеи меня уже не волновали. Умерев десять раз и в одиннадцатый родившись, мне было уже всё равно, что по мне ползает. Однако продукты мои медленно кончались. Порывшись в мешке, я обнаружил последний сухарь. А плутовка, как смеялась, всякий раз возвращала свой подарок, аккуратно оставляя его на крылечке. Правда, один раз она изменила правилу и принесла чьё-то копыто.

Никогда я не просыпался таким свежим и бодрым. Ничто не действует на сон так успокаивающе, как общение с хищниками. Что там говорят про адреналин? Мой, кажется, вышел весь.

Обнаружив пустоты в своей провизии, я решил заняться собиранием грибов. Тут, понимаешь ли, ягоды на землю валятся, а я, как заключенный, сижу на своей пасеке. Одна надежда на пчеловодов. Ведь когда-то они должны вернуться.

Зарубки на дверном косяке говорили, что пробыл в гордом одиночестве я уже десять дней. Настоящий лесной бродяга. Суп заканчивается. Сухари в прошлом. Суши весла, как говорится.

Как-то, проснувшись, я вышел на крыльцо. Утро было пасмурным. Даже трава потеряла свой веселый вид. Дойдя до ручья, чтобы освежиться, я не увидел ни одного свежего следа. Кое-как продрав глаза, огляделся. Чего-то не хватало. Но чего? Кусты на месте. Ручей журчит. Вода как всегда ледяная. Прошёлся по точку. Трава чуть ли не по пояс. Пора бы скосить. Взял «литовку». Бедная, проржавела без работы. Ну, вот, не косится что-то! То, понимаешь ли, погода стояла как в раю, а тут хмарь. И в душе как-то пусто. Ну, нет её голубушки. Точно, нет.

Пройдя вокруг, не обнаружил ни одной свежей лёжки. Старые уже затянуло свежей травой.

Неужели ушла? Чувство легкой досады вдруг неожиданно сменилось облегчением. Вздохнув полной грудью, я ощутил себя снова человеком, а не жертвой. Впервые за последние дни испытываю комфорт. Лениво брожу по пасеке. Чай уже порядком надоел. Мед приелся и вызывает передёргивания. А без хлеба есть мед вообще невозможно.

Значит, надоело ей. А может, какое срочное дело появилось на соседней пасеке.

До приезда хозяина я ходил, словно робот. Ни разу не вздрагивал и не оглядывался. Чтобы не испытывать разочарования, я решил больше путешествовать и обследовал прилежащие к пасеке окрестности.

Прошло четырнадцать дней моего пребывания в тайге. Ровно две недели. В этот день я особенно далеко ушёл. Места мне были уже хорошо знакомы. Каждый распадок, каждая сопка укладывались в моей голове в добротно составленную топографическую карту. Лес всегда был моей стихией. Вот только прошло слишком много лет после детства, когда мы босоногими индейцами не зная страха и усталости, прочесывали его десятками километров, открывая для себя причудливые горизонты бесконечной зелёной страны. За время долгой отлучки я отвык от леса. Забыл и стал видеть в нём совсем иное. По-другому стал и относиться к его сумраку и тишине, а этого лес не прощает. Сейчас я вернулся, пусть не навсегда, не главное это. Я по-прежнему люблю его.