Жизнь среди природы делает человека частью её самой. За две недели руки мои огрубели, а в походке появилась лёгкость и пружинистость. Как-то, взглянув в зеркальце, битое не раз, я увидел, что оттуда смотрит совсем другой человек. Но что изменилось во мне, я и сам не знал. Наверно, исчезло самодовольство и сытость.
Последние всплески цветущего лета… И они подходят к концу. Скоро пожухнут осенние цветы, отдадут последний нектар и снова превратятся в землю. Лес станет серым и скучным. Но это для людей, вроде меня. Тайга по-прежнему будет жить своей тихой жизнью, давая приют всем её обитателям.
Я уже намекал на то, что работа на пасеке не для слабых. Да ещё вдалеке от жилья. К такой жизни не так легко привыкнуть. Ленивым здесь не место: то трава выше пояса, то комары с мухами спать не дают. Забор, вон, завалился, а я обещал два пролета соорудить. Не пойму, для чего только, для красоты что ли?
Нашёлся и мой растворитель для масла. Вернее, бутылочка. Всё, что находилось когда-то в ней, как и положено, растворилось.
Нужно было привести в порядок этюдник. Очистить его от налипшего масла. Починить «больную ногу». Когда я сидел за работой, мне показалось, что едет машина или что-то в этом роде. Удивил не сам шум, а то, как я отнесся к этому. Словно дикарь, увидевший в море паруса проплывающего корабля, я готов был орать и махать руками.
Ага! Наконец-то! Где-то за сопками карабкался в затяжной подъем работяга «ЗИЛ». Уважаю эту машину. Зауважал, когда, сидя в кабине, ощутил его надёжность и неприхотливость.
Своими огромными колесами, как зубами, вгрызается «ЗИЛ» в размытую дождями рыхлую почву. Спокойно, не торопясь, ползёт старый «сто пятьдесят седьмой» в крутые подъёмы. А как мягко, слегка побрякивая бортами, перекатывается он через ямы и колдобины. Поистине незаменимая машина. Плохо скроен, да ладно сшит. Сказано верно.
Через полчаса приедут мои избавители, и этот «кошмар» кончится.
Это что за новость? Пара капель свалилась мне на голову. Гляжу вверх.
Ну, дела. Я и не заметил, как небо стало серым. Для будущей картины лучшего цвета не подобрать. Оттенков тысячи. Да жаль, что не ко времени.
Резко подул ветерок. Где-то на сопках зашумели верха. Сопки задышали, задвигались. Навалился лесной хозяин на них, точно выдохнул надутыми щеками. Сейчас что-то будет. Эх! Достанется пчёлкам.
Наспех собираю этюдник и пристраиваю под навес. Капли участились. Каждая величиной с бусину. Молодые берёзы у точка пригнуло почти к земле. Вот это представление. Звуки птиц сменились одним монотонным шумом. Небо словно свинцом придавило. В душе похолодело. Пленка на окне захлопала, а с чердака полетели мелкие опилки.
Вот же, чёрт! В ведре-то пусто. Через полчаса вместо ручья река будет. Воду перемутит.
Накидываю куртку и бегу к ручью. На ходу запихиваю ноги в башмаки. Ещё по дороге туда слышу шум надвигающегося ливня.
Ой, мама! Спасайся, кто может!
Зачерпнув полное ведро, я рванул что было сил и потерял один башмак. Такое чувство, будто за мной гонится скорый поезд. Вот-вот проглотит. Я оглянулся и увидел плотную стену из воды и пыли. До домика добежал уже полностью мокрым. От этого дождя жди неприятностей. Дороги развезёт в кашу, а ручьи превратятся в реки.
Небо разрезало молнией, послышался лёгкий треск. На какие-то доли секунд всё стало ослепительным. И вдруг выстрел. Тысячи пушек; и этого будет мало, чтобы передать силу удара, потрясшего окрестные сопки. Так и оглохнуть недолго, да и ослепнуть тоже. Дом затрясло, словно он собран из фанерных ящиков, даже заходить страшно.
Я глянул на точёк. По выкошенной земле уже колотил дождь, выдавая себя тысячами столбиков. До чего же предусмотрел всё пчеловод. Игорь, кажется. На крышку каждого улья по два кирпича положил.
То, что пять минут назад было легким ветром, превратилось в шквал. Ветки, куски деревьев. Ух ты! Мне это нравится, обожаю силу. Со склада сорвало кусок шифера.
Влетая под крышу склада, ветер хватает всё, что плохо лежит, и с силой колошматит по обшивке. Сбоку, вдоль стены, небрежно уложенные корпуса из-под ульев грохнулись, дополняя всемирную картину разрушения. Где-то оторвало кусок жести.
Ну и уголок. Не в лучшие минуты посетил я его, кажется.
Но то, что было до этого ливнем, оказалось только репетицией. Небо будто лопнуло. Где-то я всё это уже видел. Но тогда не было рядом убежища, и было это впервые в жизни. Был я тогда совсем юным и ничего не боялся. А не попробовать ли выбежать?
Стоя под навесом, я всеми клеточками своего тела почувствовал, до чего же слабо сконструирован человек, чтобы выдержать такое.
Боже мой! Там же пчёлы. Они же, наверняка, пчёл везут с кочёвки. Из ульёв, наверняка, воду ведрами выливать придется. Вот тебе и полчаса. Из такой грязищи и вездеход не вылезет. Смотрю на дорогу. Всё плывет: вода, земля. Не дорога, а река.