Зелёные Созвездия

– Нет, давайте я всё расскажу. Коротко в двух предложениях, чтобы как бы… описать ситуацию. – Тётя Света деловито сцепляет руки и откидывается на спинку кресла. – Зелёные дети – это обычные дети, только наделённые некоторыми способностями. Они могут говорить с природой. Ваш сын – и мой тоже – слышат, например, как разговаривают деревья. Никита был рождён зелёным ребёнком, но не у всех этот дар проявляется сразу. У Никиты он открылся из-за стресса во время кораблекрушения.

– То есть, вы прочли в новостях о нашем несчастье и решили на этом сыграть? – удивлённо вскидывает брови мама.

– Никита, – говорит тётя Света. – Настал твой выход. Объясни всё маме.

– Да, объясни мне. – Мама смотрит на меня колючим взглядом. – Как тебе удалось связаться с семейкой сектантов?

– Я… – мысли теряются, в висках стучит. Хочется вскочить и убежать в комнату, но я сжимаю кулаки и сижу. – Плыл на Круге в Море и услышал его голос.

– Голос Круга?

– Голос Моря, – недовольно уточняю я. Знаю же, что мама прекрасно всё поняла, просто притворяется. – Сначала оно не хотело меня спасать, а потом спасло, потому что поняло, что я – зелёный ребёнок. Когда акулы не стали меня есть.

– Ого, – наигранно удивляется мама. – А вы из этого целый триллер, оказывается, придумали.

– Никита не ест мясо потому, что он не может есть продукты, которые достаются людям с болью Природы, – говорит тётя Света. – Он и некоторую растительную пищу не может есть. И чай пить. Впрочем, думаю, вы уже поняли, что Никита ест в последние дни.

– Конечно, поняла, – кивает мама, но в голосе только раздражение. – Теперь я должна на вас дом переписать?

– У меня свой есть, – улыбается тётя Света. Кажется, она единственный в этом паноптикуме может сохранять здравый смысл и не терять основную нить.

– Мама! – Я стараюсь помочь тёте Свете и перетянуть одеяло на себя. – Папа умер потому, что у него сгнили кости!

– Кто тебе это рассказал? – Теперь даже я для неё враг, читаю это в её глазах.

– Каштан, – отвечаю я. – Дерево за домом!

– Или бабушка! – недоверчиво мотает головой мама.

– Ладно, подождите, – тётя Света поднимает руки, останавливая дискуссию. – Мы думали о такой реакции. И поэтому приготовили для вас доказательство.

– Я не хочу доказательств, – тихо говорит мама. – Я хочу, чтобы вы убрались из моего дома. И чтобы ваш мальчик больше и близко не подходил к Никите.

– Постойте, дайте нам всего одну попытку, – просит тётя Света. – Это отнимет пару минут вашего времени.

– Вон, – злобно шипит моя мама и при этом улыбается, чувствуя себя королевой.

– Оля! – голос дедушки, про которого все забыли, звучит резко. – Дай людям шанс!

– Папа? – мама больше удивлена, чем раздражена. – И ты туда же. Разве ты не видишь, что они пришли в наш дом только для того, чтобы…

– Что я действительно вижу! – перебивает маму дед. – Так это то, что после кораблекрушения я из больницы забрал совсем другого внука! Никита изменился. И я достаточно прожил на этом свете, чтобы констатировать, что с твоим сыном не всё в порядке. Он не болеет, нет. Он просто стал другим. Даже характер поменялся. Я старше тебя. Это мой дом. И я хочу, чтобы эти люди рассказали, почему в последние дни мой внук не похож сам на себя. А если они шарлатаны, так поверь, я сам же своими руками вышвырну их на крыльцо.

Несколько секунд на лице мамы борются все противоречивые чувства планеты. Наконец, она сдаётся.

– Дом-то твой, – кивает она. – А сын – мой. У вас пять минут, чтобы заставить меня поверить в сказку. Я слушаю. – И она смотрит на тётю Свету испепеляющим взглядом.

– Это не я буду доказывать, – добродушно улыбается та. – А ваш сын.

Четыре пары глаз уставились на меня, и мне становится плохо. Никогда ещё я не чувствовал, будто вселенная сконцентрировалась только на мне и вращается вокруг моей персоны. Уж лучше дрейфовать три дня по волнам Чёрного моря на Круге.

– Нам надо выйти во двор, – выдавливаю я.

***

Мама тихо шепчется с дедом на крыльце, иногда повышая голос. Вид у неё такой, будто её предал весь мир. Лицо тёти Светы излучает ванильную отрешённость, словно она в полудрёме. Её фигура стоит на дорожке, а глаза изучают нас с Володькой. Я на газоне, весь мир смотрит на меня. На моём лице, наверное, такая кислая мина, будто это я убил отца, потопил яхту и развязал Вторую Мировую.

Чувствую на плечах мягкие руки Володьки.

– Посмотри на меня, – тихо просит его голос. – Посмотри на меня.

Нехотя отрываю взгляд от взъерошенной мамы и смотрю в глаза Володьки: чистые, изумрудные, как вся Природа. Он стоит так близко, что я вижу каждую его веснушку и слышу запах пота. Братишка. Я немного успокаиваюсь.

– Всё как договаривались, – говорит он очень серьёзно, и меж бровей ещё глубже прорисовывается морщинка. У Володьки два состояния души: когда он восторжен, и даже веснушки его сияют, и когда он чем-то озабочен, и тогда появляется эта морщинка. – Просто несильно делаешь шажок назад, – говорит Володька. – Прямо в полсилы. Даже в четверть. Вообще не напрягайся.

Моё сердце вот-вот выскочит из груди, и я начинаю лепетать: