Зелёные Созвездия

– Не знаю, – пожимает плечами Володька. – Кому как. Мне хватило ночи. Ты сразу поймёшь, когда Природа тебе откроется. Это нельзя не заметить. А если не заметишь, значит, Природа посчитает тебя недостойным.

– Она посчитает, – мрачно киваю я. – После всех этих моих…

– Не надо отвечать за всю Природу, – отвечает Володька. – Проверь, а потом узнаешь. Я, наверное, пойду.

Володька встаёт.

– Ты сильно злишься на меня из-за того, что я разрушил твою поделку? – грустно спрашиваю.

Володька молчит, лишь чуточку качает головой, но я-то чувствую. Он, может, и не злится, но в его душе сейчас пустота не хуже моей, хоть я и потерял маму, а он – результат двухлетней работы.

Внезапно, лицо Володьки напрягается, губы дрожат, и он поворачивается ко мне спиной, плетясь к двери.

– Попробуй несколько лет делать что-то так кропотливо и любить это, а потом разрушить, – говорит он дрожащим голосом, не поворачиваясь. – Я сейчас каждый раз захожу на чердак и вижу её руины в углу. Теперь можешь рассказать мне, как ты плакал над Хатико.

И Володька уходит.

***

День протекает капля за каплей пустым пятном. Никогда ещё в жизни у меня не было такого горького дня. В голове вертятся Володька, мама, Каштан. Бабушка и дедушка не заходят ко мне в комнату. Дед часто разговаривает по телефону, и когда я слышу обрывки фраз, убегаю и стараюсь заткнуть уши. Речь идёт о похоронах. Днём дедушка куда-то уезжал, решать вопросы на эту самую непроизносимую тему.

Я на автомате ем продукты, которые разрешены. Не знаю, испытал бы я боль, съев мясо, но пробовать не хочется. Не из-за боли, которую я встретил бы сейчас с распростёртыми объятиями, а из-за совести. Пусть между мной и Природой сейчас пропасть, но она преодолима, и Природа никогда не станет моим врагом. Она может отвернуться и обидеться ненадолго, но стоит тебе попасть в беду, она вернётся. Как это всегда делала мама.

Без мамы дом кажется совсем пустым. Из её комнаты веет знакомым парфюмом. И когда мысли всякий раз напоминают, что эта комната больше не наполнится знакомым привычным с рождения голосом мамы, я плачу. Я плачу в тот день часто, и всегда при мыслях о маме.

Когда я время от времени на несколько минут застываю перед дверями в наши комнаты, вижу на обоях отпечатки моих рук. Застывшая бурая кровь. И от каждого взгляда на них становится больно.

Вечером я сам набрал в ванну воды и сел мыться. Дедушка не заставлял, просто так было привычно, и так всегда велела мама. Я почти не моюсь. Просто сижу в воде, гляжу пустыми глазами на плавающую в пене резиновую уточку, и отмокаю.

В голове апокалипсис.

В душе – руины.

Осмысленный взгляд вылавливает жёлтую потрескавшуюся резину, синие безжизненные глаза, зелёный ободок вокруг них.

– Я хочу умереть, – говорю я утке.

Рано, – отвечает та.

***

Я задыхаюсь от удивления. Всё как в случае с Морем, только я не вижу сущности у резиновой игрушки. Она пуста, как глазницы мертвеца. И её голос, раздающийся в голове, опять кажется знакомым.

– Ты… умеешь говорить? – изумлённо шепчу я.

И ты задаёшь этот вопрос после того, как говорил с Морем, Каштаном и кучей других неодушевлённых вещей?

– Ну… – я мнусь. – То – дети Природы. А ты…

А я дитя человеческой эволюции, – отвечает Утка. – Так почему же я не могу начать говорить?

– Можешь, конечно, – смущаюсь я. – А тебе есть, что сказать?

Естественно, – отвечает Утка. – Несколько лет назад, купаясь, ты безумно любил меня грызть. Это, по-твоему, нормально? Я до сих пор помню твои острые зубы.

– Извини, – хихикаю я, и у меня впервые повышается настроение.

Весь день распускаешь нюни, как девочка, – говорит Утка. – И ничего не делаешь. Добавил кусок пустоты во время своей жизни. Куда это дело годится.

– У меня горе, – мрачно отвечаю я.

Знаю я твоё горе. Мальчик-убийца.

– Чегооо? – я ударяю по Утке, и она на секунду скрывается под водой, но потом снова всплывает. Пена разводами стекает с резинового тела. – А будешь обзываться, сожму тебя, чтобы ты пищала, – угрожаю я.

Не любишь ты правду, вот поэтому ты и всё разрушаешь, – говорит Утка. – Пусть не ты убил маму, но ты приложил к этому усилие.

– Как? – удивляюсь я.

А кто начал дружить со всякими дураками. Всякими зелёными детьми?

– А это тут причём? – возмущаюсь. – Я сам такой. Если бы не Володька, кто бы мне ещё всё рассказал?

Некоторое время Утка молчит, но никуда не уходит. Чувствую её присутствие. Сущностью назвать это не могу.