Зелёные Созвездия

Вечерняя прохлада грозила превратиться в настоящий осенний холод, но я всё равно снял кроссовки, связал их шнурками и повесил на шею, а носки закатал в бублики и спрятал по карманам. Если бы меня окружала вода, пусть даже и арктическое море, я бы не замёрз, но здесь, на склоне, вода осталась лишь в каплях росы, которая омывает мои щиколотки. Я разулся, чтобы чувствовать Природу в каждом шаге, каждой клеточкой ступни… Но подобное желание соседствовало с дискомфортом простуженных ног, ибо пальцы уже окоченели.

Вот и лагерь показывается невдалеке. Вижу ряд палаток, выстроившийся на склоне. Из людей – только несколько девчонок и мальчишек, играющих на траве вроде в мяч.

Медленно двигаюсь к ним, и через какое-то время меня замечают. Ребята замирают и смотрят в мою сторону, потом улыбаются и идут навстречу. Вот они уже окружили меня, но я не останавливаюсь и продолжаю двигаться к палаткам. Пахнет жареными овощами, слышатся голоса взрослых и детей.

Сущности ребят, которые следуют за мной, тянутся ко мне, оплетают, но тут же темнеют и грустнеют. Они вряд ли могут узнать о событиях, произошедших в норе, но глубокая печаль излучается мною как радиация чернобыльских тыкв.

– Ты один? – наконец заговаривает девочка справа.

– Да, – коротко отвечаю.

– Здесь каждый со своей палаткой. У тебя её нет, – добавляет мальчик справа.

– Придётся спать на земле, – отвечаю.

И снова девочка:

– Здесь все с родителями, а где твои?

Я останавливаюсь и упираюсь в колени. Устал. Гляжу на девчонку. Помладше меня, но лишь чуть-чуть, и в глазах бесконечная синь. Тоже водный знак. Она старается улыбаться, но в глазах вижу тревогу сущности.

И мой взгляд рассказывает о многом. Она всё понимает. Нет, ну не всё конкретно, но тема родителей становится ей более-менее ясна.

Тогда я оглядываю толпу. Рыжий воздушный мальчик позади меня, возможно, чуть старше, но остальные ребятишки восьми – десяти лет. Их глазки сияют любопытством, сущности жадно тянутся к моей, хоть она и обжигает грустью. Они желают больше всего изменить цвет моей ауры, раскрасить её в весёлые оттенки. И нет в их сердцах ни капли гордости, злости, зависти. Я будто часть единого организма, как гриб в грибнице.

– Где… я буду спать? – растерянно спрашиваю.

– Я – Катя, – ослепительно улыбается девчонка. – Пойдём с нами, у нас есть в центре круг запасных койкомест. Там останешься.

И они ведут меня по лагерю. Я вижу мангалы, грили, на которых жарятся овощи, кто-то разводит костры и над огнём в маленьких котелках булькает вода, зелёные ребята снуют туда-сюда с коробками сока, бутылками молока. Почти все маленькие. Моего возраста не так уж и много. Взрослые на меня почти не смотрят, а вот дети оглядываются каждый второй. В школе сложно находиться в центре внимания, от любого взгляда веет враждебностью, вызовом помериться силой, но здесь напряжения нет. Впрочем, как и особого дружелюбия. Я автоматически для них брат, и они, не зная меня ни секунды, могут подойти и сказать, что собираются исследовать местные опасные пещеры и берут меня в спутники. Они доверят мне держать верёвку, когда будут висеть над пропастью, и даже не задумаются над моей добропорядочностью, потому что мы – одной крови!

Когда мы подходим к центру лагеря, кортеж, сопровождающий меня, дополняется ещё пятью-шестью ребятами.

– Это здесь, – говорит Катя и встаёт с рыжим мальчиком напротив меня. Он хмурится, она переполнена обожанием.

– И что мне теперь делать? – растерянно спрашиваю.

– Бери любую, – жмёт плечами. – Они пока все пустые. Сюда же приезжают с родителями, хотя бы с одним, поэтому гостевые палатки пустуют.

Эти слова ранят, и я закусываю нижнюю губу, оглядывая стену палаток перед собой.

– Братиш, а как тебя зовут? – вдруг строго спрашивает рыжий мальчик, но строгость лишь в голосе. Сущность будто в растерянности, как я.

– Никита, – отвечаю я.

– Коля, – мальчишка протягивает руку, и я пожимаю в ответ. – Никита, сдаётся мне, что ты не просто так пришёл один. А ещё, любой здесь подтвердит, что-то у тебя не так. У тебя аура такая… такая…

– Пустая и грустная, – печально хмурится Катя.

– Типа того, – кивает Коля.

Я теперь отрываю растерянный взгляд от палаток и шарю по толпе ребят. Все озабочены, тряпочные рубашки неряшливо выглядывают из тряпочных штанов, немного грязноватые, хотя по испачканности меня перещеголять сложно.

– Я… – пытаюсь что-то придумать, но врать не хочу, да и бесполезно это в толпе зелёных. Рассказывать правду? Вот так сразу незнакомцам? С другой стороны, нет более близких мне людей теперь. – У меня родители умерли, – выдавливаю я почти с болью. – Вот. Теперь я хочу отдохнуть.