Зелёные Созвездия

— Я… — мысли теряются, в висках стучит. Хочется вскочить и убежать в комнату, но я сжимаю кулаки и сижу. — Плыл на Круге в Море и услышал его голос.

— Голос Круга?

— Голос Моря, — недовольно уточняю я. Знаю же, что мама прекрасно всё поняла, просто притворяется. — Сначала оно не хотело меня спасать, а потом спасло, потому что поняло, что я — зелёный ребёнок. Когда акулы не стали меня есть.

— Ого, — наигранно удивляется мама. — А вы из этого целый триллер, оказывается, придумали.

— Никита не ест мясо потому, что он не может есть продукты, которые достаются людям с болью Природы, — говорит тётя Света. — Он и некоторую растительную пищу не может есть. И чай пить. Впрочем, думаю, вы уже поняли, что Никита ест в последние дни.

— Конечно, поняла, — кивает мама, но в голосе только раздражение. — Теперь я должна на вас дом переписать?

— У меня свой есть, — улыбается тётя Света. Кажется, она единственный в этом паноптикуме может сохранять здравый смысл и не терять основную нить.

— Мама! — Я стараюсь помочь тёте Свете и перетянуть одеяло на себя. — Папа умер потому, что у него сгнили кости!

— Кто тебе это рассказал? — Теперь даже я для неё враг, читаю это в её глазах.

— Каштан, — отвечаю я. — Дерево за домом!

— Или бабушка! — недоверчиво мотает головой мама.

— Ладно, подождите, — тётя Света поднимает руки, останавливая дискуссию. — Мы думали о такой реакции. И поэтому приготовили для вас доказательство.

— Я не хочу доказательств, — тихо говорит мама. — Я хочу, чтобы вы убрались из моего дома. И чтобы ваш мальчик больше и близко не подходил к Никите.

— Постойте, дайте нам всего одну попытку, — просит тётя Света. — Это отнимет пару минут вашего времени.

— Вон, — злобно шипит моя мама и при этом улыбается, чувствуя себя королевой.

— Оля! — голос дедушки, про которого все забыли, звучит резко. — Дай людям шанс!

— Папа? — мама больше удивлена, чем раздражена. — И ты туда же. Разве ты не видишь, что они пришли в наш дом только для того, чтобы…

— Что я действительно вижу! — перебивает маму дед. — Так это то, что после кораблекрушения я из больницы забрал совсем другого внука! Никита изменился. И я достаточно прожил на этом свете, чтобы констатировать, что с твоим сыном не всё в порядке. Он не болеет, нет. Он просто стал другим. Даже характер поменялся. Я старше тебя. Это мой дом. И я хочу, чтобы эти люди рассказали, почему в последние дни мой внук не похож сам на себя. А если они шарлатаны, так поверь, я сам же своими руками вышвырну их на крыльцо.

Несколько секунд на лице мамы борются все противоречивые чувства планеты. Наконец, она сдаётся.

— Дом-то твой, — кивает она. — А сын — мой. У вас пять минут, чтобы заставить меня поверить в сказку. Я слушаю. — И она смотрит на тётю Свету испепеляющим взглядом.

— Это не я буду доказывать, — добродушно улыбается та. — А ваш сын.

Четыре пары глаз уставились на меня, и мне становится плохо. Никогда ещё я не чувствовал, будто вселенная сконцентрировалась только на мне и вращается вокруг моей персоны. Уж лучше дрейфовать три дня по волнам Чёрного моря на Круге.

— Нам надо выйти во двор, — выдавливаю я.

* * *

Мама тихо шепчется с дедом на крыльце, иногда повышая голос. Вид у неё такой, будто её предал весь мир. Лицо тёти Светы излучает ванильную отрешённость, словно она в полудрёме. Её фигура стоит на дорожке, а глаза изучают нас с Володькой. Я на газоне, весь мир смотрит на меня. На моём лице, наверное, такая кислая мина, будто это я убил отца, потопил яхту и развязал Вторую Мировую.

Чувствую на плечах мягкие руки Володьки.

— Посмотри на меня, — тихо просит его голос. — Посмотри на меня.

Нехотя отрываю взгляд от взъерошенной мамы и смотрю в глаза Володьки: чистые, изумрудные, как вся Природа. Он стоит так близко, что я вижу каждую его веснушку и слышу запах пота. Братишка. Я немного успокаиваюсь.

— Всё как договаривались, — говорит он очень серьёзно, и меж бровей ещё глубже прорисовывается морщинка. У Володьки два состояния души: когда он восторжен, и даже веснушки его сияют, и когда он чем-то озабочен, и тогда появляется эта морщинка. — Просто несильно делаешь шажок назад, — говорит Володька. — Прямо в полсилы. Даже в четверть. Вообще не напрягайся.

Моё сердце вот-вот выскочит из груди, и я начинаю лепетать:

— А если я её испугаю? Если она начнёт вызывать полицию? Она даже может начать с вами драться…

— Так! — тихо прикрикивает Володька. — Немедленно возьми себя в руки, сын самурая!

Я не выдерживаю и улыбаюсь. Братишка улыбается в ответ. Морщинка меж бровей исчезает.

Володька отходит к маме, и тётя Света обвивает его руками. Я смотрю на дедушку, на свою маму, и снова мрачнею. Деваться некуда, иначе этот кошмар никогда не кончится. Я ложусь на траву и смотрю в небо. Утреннее солнце слепит меня.

Удачи, — желает мне Каштан.

До встречи, браток, — отвечаю я.

Сосредоточиться сложно, даже с закрытыми глазами я чувствую враждебный взгляд мамы. Моё эфирное тело начинает трепетать и последнее, что я слышу, голос тёти Светы:

— Смотрите скорее, он для вас это делает.

Я делаю лёгкий шажок назад, и человеческий гомон прерывается.