Во дворе они вдвоём с Манюсей уложили Кузьму Михалыча на санки и укрыли новым шарфом-покрывалом. Бурый шарф сразу стал белым. Метель всё мела, превращая берлогу в сугроб.
— Вот и хорошо, — сказала Манюся. — Снег все следы заметёт. А куда мы пойдём?
— «Мы»? — удивилась медведица. — Ты что ли с нами?
— Конечно! Помогу тебе санки тащить. Заодно посмотрю, где вас искать, когда я папу расколдую.
— Ну, коли так… Мы за реку пойдём, к моей сестре.
Настасья Петровна и Манюся впряглись в санки и потащили их прочь от берлоги.
***
Шли весь остаток ночи и всё утро. К полудню метель стихла, выглянуло солнце, снег заискрился. Но Манюсе и Настасье Петровне было не до красот, из последних сил они налегали на бечёвку.
Вдруг раздалось ржание, и наперерез им выбежала серая в яблоках лошадь. На ней бочком сидела девица в белой шубке, пышнотелая, статная, красивая… Лошадь, почуяв медведей, заплясала, замотала головой и встала на дыбы. Наездница полетела в сугроб, а лошадь тут же умчалась — только её и видели.
Выбравшись из сугроба, красавица, такая нежная с виду, грубо закричала Манюсе:
— Это всё из-за тебя, глупая девчонка! Куда ты тащишь этого глупого медведя вместе с этой глупой…
Настасья Петровна поднялась на задние лапы рядом с Манюсей, и девица закончила почти вежливо:
— С этой… медведицей?
Манюся и Настасья Петровна молча переглянулись.
— Вы что, немые? — снова рассердилась красавица. — Я лесника ищу! Куда он подевался? И я, кажется, заблудилась… — она всплеснула руками. — Как же я теперь — без лошади?.. Девочка, помоги мне! Я тебя отблагодарю!..
— Ты — боярышня? — вдруг догадалась Манюся.
Девица важно кивнула.
— И ты хочешь шубу из медвежьей шкуры?
— Чего? — боярышня брезгливо посмотрела на Настасью Петровну. — Какие глупости! У меня шубка вон какая, а медвежья шкура грубая да косматая…
Настасья Петровна только фыркнула.
— А зачем тебе лесник понадобился? — не унималась Манюся.
— Не твое дело! — капризно надула губки красавица. Но вспомнила, что без помощи ей из лесу не выбраться, снова подобрела и призналась: — Я замуж за него пойду.
— Так ты для этого моего папу заколдовала?! — закричала Манюся и кинулась на девицу с кулаками. — Это из-за тебя он меня не видит!
Тут и боярышня сообразила:
— Ты — лесникова дочка?.. Отойди от меня! Никого я не заколдовывала! Отстань!
Настасья Петровна ухватила Манюсю в охапку и оттащила в сторону. Боярышня подбоченилась.
— Он на тебя не смотрит, потому что ты ему житья не даёшь! Он ещё молодой, сильный, красивый! Ему жить надо, а не глупую девчонку нянчить! А я его люблю!
— Врёшь! — завопила Манюся. Она вывернулась из объятий Настасьи Петровны, скинула рукавички и снова бросилась на боярышню. — Это я его люблю! А ты — колдунья!..
— Я его люблю в сто раз сильнее, чем ты! Вот чтоб мне провалиться! — боярышня топнула ножкой… И провалилась. Только коса метнулась над черной трещиной.
— Куда?! — ахнула Манюся и вцепилась двумя руками в кончик косы. Но где ж было ей, мелкой, удержать дородную девицу? И девочка ухнула следом за боярышней.
Настасья Петровна успела схватить Манюсю за ногу. Да только лапы усталые подвели — не удержалась медведица на краю… И все трое полетели в непроглядную темноту.
***
— Мамочка-а-а!!! — визжала боярышня.
— Папочка-а-а!!! — вторила ей Манюся.
А Настасья Петровна ревела:
— Кузьма-а-а!!!
Потом воздух в лёгких кончился — нечем стало кричать. Помолчали, отдышались. Вокруг ничего не было видно. Ветер свистел в ушах. А они всё падали, падали…
— Страшно, — пожаловалась боярышня.
Но никто ей не ответил, потому что в этот миг все трое с громким плеском упали в воду.
Манюсю отец давно научил плавать, она ныряла в лесных озёрах, как рыба. Но попробуй удержись на воде, когда на тебе шуба, да валенки, да сумка через плечо. А тут ещё боярышня… Та с визгом колотила по воде руками и пыталась залезть к Манюсе на голову. От страха совсем соображение потеряла. Утонули бы обе, но Настасья Петровна закинула их к себе на спину и погребла к берегу.
Берег слегка светился в темноте. Да и сама темнота постепенно рассеялась, превратившись в мягкий сумрак.
Вскоре все трое выползли на камни. С шуб потоками лилась вода.
Когда прокашлялись и отфыркались, увидели, что светятся лишайники на камнях, — желтые, синие, зеленоватые. Не слишком, правда, ярко. Манюсе и боярышне пришлось попривыкнуть к полумраку.
Привыкнув, обнаружили, что попали в огромную пещеру. Потолок терялся в высоте, стены чуть угадывались вдали. Вокруг простиралась каменистая равнина — ни кустика, ни травинки. Посредине чернело озеро. Над водой колыхался лёгкий туман.
Манюся улеглась на серый валун и удивилась:
— Камни тёплые!
Боярышня осторожно потрогала каменный бок и прижалась к нему.
— Правда! И печки не надо!
Настасья Петровна скинула мешок и повалилась на камни, от её шкуры тут же повалил пар. Манюся тоже сообразила — разделась до рубашки и разложила мокрые вещи, чтоб просохли. Следом за ней то же сделала и боярышня, потом села и стала косу расплетать.