— Чего вдруг? — удивилась Настасья Петровна. — Других-то деревьев здесь нет.
— Потому и не надо его ломать! — решительно сказала Манюся. — Оно такое… Отчаянное! Выросло, где ничто больше не растёт!
— Глупости! — рыкнула медведица и снова тряхнула орешину.
Три бледных листика сорвались с ветки, их подхватило сквозняком и унесло в темноту. Деревце дрогнуло и поникло — словно заплакало.
Боярышня попыталась оттолкнуть Настасью Петровну. Медведица так этому удивилась, что выпустила стволик из лап.
— У него теперь ни одного листика не осталось, — Манюся погладила дрожащую веточку, и деревце прильнуло к её руке, словно прося защиты.
— Батюшки! — воскликнула медведица. — Да оно разумное! Ох, ты уж прости меня, глупую!
Тонкий прутик вдруг похлопал по манюсиной сумке, из которой выглядывал краешек зелёного шарфа.
— Ты хочешь, чтобы я отдала его тебе? — спросила Манюся. — Но я не могу! Это для папы!
Ветки затрепетали, и в их шорохе явно прозвучало: «Лиссстья…»
— Кажется, оно просит связать для него листики, — догадалась боярышня.
Дерево кивнуло верхушкой.
— Но я не умею вязать листья, — сказала Манюся.
— Я покажу, — Настасья Петровна достала из мешка спицы.
И снова зазвучало в пещере: «Клик, клик… Цок, цок…»
Вскоре были готовы круглые лоскутки: пять светлых, как первые берёзовые листочки, пять потемнее, как листья медовой липы, и ещё пять — совсем тёмные, как листва дуба на исходе лета. Боярышня аккуратно привязала их к веткам ореха. Деревце радостно встряхнулось, и вязаные листики затрепетали, как настоящие.
Манюся грустно посмотрела на то, что осталось от подарка для папы. Она аккуратно закрыла кромку, и полосатый обрывок стал симпатичным шарфиком — но слишком коротким.
Теперь деревце ласково погладило девочку веткой, словно хотело сказать: «Не огорчайся, всё будет хорошо…»
— Ну, держитесь за меня, — проворчала Настасья Петровна. — Пора идти.
Манюся и боярышня ухватились за жёсткую шерсть, и все трое решительно направились в темноту.
***
Коридор оказался ровным. Медведица уверенно топала вперёд, увлекая за собой незрячих в темноте спутниц.
— А ведь отраженьки не сказали, как долго нам идти, — наконец подала голос боярышня. Ноги у неё подгибались от усталости.
— Верно, — согласилась Манюся. Она тоже устала и ужасно хотела спать. — Может, ещё два дня идти. Настась Петровна, давай отдохнём!
— Впереди пещера, — отозвалась медведица, — совсем близко. Наверное, в ней и живёт подземный хозяин. Давайте уж дойдём, посмотрим. А если там никого нет — тогда отдохнём.
Вскоре вошли в пещеру. Медведица походила туда-сюда, нюхая воздух и осторожно трогая камни лапой.
— Нет здесь никого, — наконец сказала она. — Видно, старик живёт дальше.
Манюся не решилась в темноте снимать с себя сумку. Она подстелила шубку, укрылась платком — и тут же засопела.
Боярышня тоже улеглась, но Настасья Петровна не дала ей уснуть — присела рядом и тихонько спросила:
— Тебя как звать-то?
— Милослава, — ответила боярышня.
— Красивое имя, — одобрила медведица. — Я вот вижу, что ты, Милослава, девица не злая. Только иной раз ведёшь себя неправильно. Ты хоть поняла, почему мы сюда попали?
— Нет, — боярышня покачала головой.
— Помнишь, ты сказала, что любишь лесника сильнее, чем Манюся? А ведь нет крепче любви, чем любовь ребёнка к родителю. Соврала ты — вот земля под тобой и расступилась.
— Но я правда очень-очень его люблю! А она…
— А она, между прочим, кинулась тебя спасать, хоть ты и заколдовала её отца.
Боярышня вскочила.
— Не колдовала я! Не колдовала! Вот чтоб мне!.. — и уже ножкой замахнула, чтобы топнуть, да опомнилась. Так и залилась слезами, стоя на одной ноге. — Матушка моя колдовству обучена. Я её попросила… Чтобы лесник…
— Так это всё-таки ты! — сказала Манюся, поднимаясь на ноги. — Ах ты, подлая! А я-то!..
— Я попрошу матушку расколдовать его, как только мы выберемся отсюда! — закричала Милослава.
Манюся не слушала её. С отчаянным воплем она кинулась на боярышню, но в темноте наткнулась на Настасью Петровну. Милослава верещала:
— Не трогай меня! Отойди! — отмахиваясь, как ей казалось, от Манюси. Потом она споткнулась — и тоже рухнула на медведицу.
— Ой-ой! — заревела Настасья Петровна. — Слезьте с меня!..
— А ну, тихо! — раздался в темноте страшный голос, и медведица увидела, как посреди пещеры шевельнулся огромный валун. — Устроили тут мышиную возню! Спать не даёте! Вот я вас…
Раздался удар, будто камнем стукнули по камню — и в тот же миг Манюся, Милослава и Настасья Петровна стали маленькими-премаленькими: девочка превратилась в серого мышонка, боярышня — в толстую белую крысу, а медведица — в бурую летучую мышь.
— Ха-ха-ха! — загрохотал голос. — Теперь повеселимся! Кис-кис! Корноухий, поди сюда!
Послышалось гулкое: «Бум-бум-бум!» Кто-то очень тяжёлый бежал на зов со всех ног.
Мыши, в отличие от людей, видели в темноте. Застыв от ужаса, мышонок и крыса смотрели, как приближается к ним ужасный каменный кот. У него было одно ухо, а глаза светились, словно две луны.
— Бегите!!! — пронзительно заверещала летучая мышь и заметалась перед кошачьей мордой.