Земь

– Как думаешь, а мама… то есть её близнец… там тоже погибла?

Папа подался назад, разжал руки и посмотрел на меня так, словно глазами искал что-то:

– Сынок, я не думаю, что наши планеты и развитие поколений так схожи. Это не отражение. Это просто близнец. Понимаешь? Не ищи её среди них.

Перед уходом он мне веточку полыни протянул и улыбнулся:

– Вот, на – чтобы запах земной не забыть. Полынь дольше остальных трав запах держит. Мы будем ждать вас. Не прощаемся.

Мы не прощались ни с кем. Ни с близкими, ни с друзьями. Плохая примета. Космонавты – люди суеверные. Начался карантин. Дедушка, папа, Митька, Владочка приходили махать нам из-за стекла. Дедушка фотографию мамы и бабушки принёс. Они лежали на земляничной поляне. Мама смотрела в объектив, бабушка – на неё. Ребята первый снимок Владочкиного нутра притащили и гордо его мне с другой стороны стекла шлёпнули. На нём два пятна виднелись. Два сердечка. Близнецы, значит. Когда я вернусь, если вернусь, дети моих лучших друзей уже студентами будут. А дедуля… Об этом я старался не думать. Чтобы не прощаться.

Часть шестая. Полёт

Последний день перед стартом так прошёл, как если бы я в кинематографе самого себя на экране видел. Мы что-то делали, куда-то торопились, с кем-то говорили. Отстранённо и словно по прихоти чужой. Мне как-то пресно было. Разве такой мечта на вкус и запах должна быть? Не потому ли космонавтам веточку полыни на память дают? Горькую и правдивую? Да и чья мечта это была?

Наш звездолёт мне всегда лестницей в бесконечную свободу виделся, но в день отлёта всё больше башней узников мнился. Сказать бы: «Не хочу! Передумал!» – а нельзя.

Десять… Забыл сказать дедушке, чтоб папу поддерживал.

Девять… Папа ведь очень маму любил.

Восемь… Он и меня любит.

Семь… А я его.

Шесть… Интересно, сыновья или дочки у Митьки с Владой родятся?

Пять… Всё-таки они счастливые.

Четыре… Они сделали свой выбор, а я…

Три… Ну…

Два… Дышим.

Оди…

***

Время в космосе иначе идёт. Я не про астрофизику сейчас, а про ощущения. Когда дни по минутам расписаны, время перестаёт вязким быть, как это часто в юности мнится. Оно ведь как говорят: если время ход ускоряет, значит, старость близится. В космосе старость снаружи стучалась, узловатыми сухими пальцами скреблась, когда наша хитроумная техника прессовала пространство впереди и расширяла его позади звездолёта. Старость стерегла, чтобы на нас обрушиться и в тысячах световых лет от родной планеты умереть заставить. Но мы сидели в своём пространственно-временном пузыре и старались не думать о том, что будет, если двигатель Алькубьерре откажет.

Каждый месяц собранные данные по квантовой связи звездолётам-челнокам передавались, чтобы люди как можно быстрее обработку начать могли. Мы оставляли видео-приветы близким и учителям. Жаловались, как скучали по звёздам, – вместо них на наших скоростях мы лишь белёсое свечение Хокинга8 видели. О своих экспериментах, наблюдениях, расчётах сказывали. О днях рождения и ссорах. О плохой партии кофе и пропавшей зубной щётке. Сообщения из Центра управления полётами нас в пути нагоняли, но из-за задержки сигнала разговора не получалось. От нас – отчёты. От них – распоряжения.

На исходе третьего года аппаратура почуяла близость V616 Mon – чёрной дыры, по которой человеку впервые пройти предстояло. Мы скорректировали расчёты и молились, чтобы они нас не подвели. «Астра-2» состыковалась с «Компаньоном» и на его борту двух собак оставила. Человечеству известно было, что растения и грибы из чёрной дыры невредимыми возвращались. Теперь предстояло главное узнать: выживет ли там млекопитающее – существо с бьющимся сердцем и жидкостью в венах? А пока наш корабль на безопасном расстоянии от гравитационного монстра подготовительные манёвры выполнял.

Через неделю «Компаньон» нам о готовности войти в жерло чёрной дыры отчитался. Потом сигнал пропал. Сразу как-то одиноко сделалось. Через пару дней за «Компаньоном» в дыру челнок нырнул, чтобы данные о состоянии собак и техники забрать. Время вдруг вязким стало. Вскоре и нам перейти в беспилотный режим предстояло, лечь в капсулы под иглы капельников и, словно в гробах, в глубоком сне, через воронку чёрной дыры сигануть, в перемычку-червоточину вылететь, а потом в белую дыру попасть и с обратной стороны извергнуться, в другой Вселенной. Никто не знал, больно ли это и насколько. Даже если жизненные параметры собак отклонений не покажут, на них нельзя полностью полагаться: животное – не человек.

Собаки выжили. Когда наш биолог Лена Толстая данные вернувшегося челнока расшифровала, мы чуть шеи друг другу от радости не переломали. Пушок и Стрижок себя прекрасно чувствовали. «Компаньон» их уже навстречу нашему близнецу по ту сторону дыры мчал. Мы рапортовали челноку об успехе эксперимента с собаками и подготовке экипажа к переходу в братскую Вселенную.

Часть седьмая. По ту сторону