Земледельцы

Чего уж там они перемудрили… Вот оно плещется в кружке — «рассветовское» молоко. Опорожни до дна — на стенках жир останется. Молочный жир. Сними с такого молока сметану — так это же Сметана. Масло сбей — так это же Масло. В кои времена такое случилось, что колхозная ферма преподала урок частнику. Издавна ведь у него и коровушка глаже, и сенцо подушистей. А в «Рассвете» еще душистей, а коровки-симменталки еще глаже… В сорок пятом, по разбитым дорогам, в дырявых армейских теплушках вез Орловский телушек из Костромы, из самого «Караваева». На племя, на развод. Чтобы через много лет дать рабочему в Могилеве вот это молоко. Последние колхозные денежки тогда в него вложил, в костромское молоко.

Возьми в руки карандаш, процент жирности умножь на… Словом, произведи арифметическую операцию, специалистам хорошо известную, и увидишь, что дешевле частника продает «Рассвет» свое молоко, хотя вроде бы и дороже. А его колхозница Мила Белявская, которая продает молоко на рынке, вот как еще борется с частником — наливает по стакану бесплатно, для дегустации…

А еще никому не расскажет Орловский, как проезжал недавно через Барановичи и ребятишек увидел детдомовских. Шли они по скверику, цветы собирали. И защемило в груди, и воспоминания нахлынули… И сказал Орловский Миле Белявской, отводя свои стальные с голубизной, очень белорусские глаза:

— Ты это… как завтра будешь ехать, два бидона в интернат завези. Бесплатно.

Но тут же спохватился: взыграл в нем хозяин:

— Бидоны забрать не забудь. Пусть перельют во что…

Вот как обстоит дело с этим молоком. Объяснил терпеливо в телефонную трубку, а сам подумал: «Про овощ так и не знает». Не знает, что выставил Орловский за дверь районного заготовителя, который — атаманец этакий! — хрусткие, в пупырышках «рассветовские» огурчики хотел забрать по восемь рублей тонна. А в Могилеве в столовых что в салат крошат? Семенники, перестарки… Да ведь если даже по восемь за тонну отдать — не сохранит, не доставит. Навалит валом в грузовики — и какой уж это огурчик после отчаянной кузовной тряски.

Утренние думы председателя… Еще неторопливые, как занимающийся день, но все ускоряющие бег. Таинственно течение человеческой мысли, таинственно ее переключение с предмета на предмет…

В третьей бригаде трактор увяз в болоте…

К Шурыгиным зять со стройки приезжает…

У циркулярной пилы полетели зубья…

Иосифа, плотника, еще денек на таре под огурцы продержать…

Что-то Давгун мудрит, лен хорош, не передержать бы…

Наталье Юшкевич справку под паспорт…

С привесами порядок, тысяч шестьдесят возьмем… Белявского в Архангельск — этот тес раздобудет…

Отчетливо, радостно посветлело в окне. Последний раз ткнул пальцем в барометр, чувствуя, что председательские денно-нощные заботы вслед за сбивчивым течением мыслей уже подступают к нему в их земном, практическом обличье. Заботы эти бодрят тело и душу, как другому утренняя зарядка. Вот уже налили тело энергией, заставили нетерпеливо выглянуть в окно, где как раз, минута в минуту, остановился и фыркнул мотором Вася-шофер. Чего сигналить, людей тормошить? Он всегда вот так — фыркнет мотором. И Кирилл Прокофьевич, повинуясь фырканью, быстро сунул ноги в штиблеты. Ботинки председатель не любил — несподручно с одной рукой завязывать ботинки. А сейчас, уже в штиблетам, подумал-подумал, снова прислушался к дерганью в культе — и решительно потянулся к сапогам. Да затем еще дождевик под мышку прихватил, кинув на барометр озорной, с вызовом взгляд.

Чуть топотнул сапогами — выглянула из другой комнаты Татьяна Васильевна. Певучим своим, но с хрипотцой от сна голосом спросила:

— Может, яишенки?

— Позже заеду.

И пошагал к машине, волоча под мышкой дождевик. Плотный, коренастый, с залысинами по бокам круглого лба, помеченного косым явственным шрамом. Походка у него не по возрасту: со спины посмотреть — идет мужчина еще средних лет. Но уже рассекли лицо по щекам две глубокие морщины, и сеткой же морщинок затянуло подглазья. Губы по-старчески уже сухие, тонкие, запеченные в корочку; нос прямой, с отчетливо вырезанными крыльями. Словом, лицо человека решительного, в суждениях жесткого, к компромиссам не склонного. Этакое в общем-то неулыбчивое лицо.

И пустой рукав пиджака, которым играет утренний залетный ветер…

И распахнувшийся навстречу огромный осенний день, который нужно весь без остатка отдать огромному, необъятному хозяйству, за которое он персонально в ответе.

…Из письма К. П. Орловского ученице ФЗУ ленинградской фабрики № 1 «Пролетарская победа» Лиде Ефимовой:

«Ты спрашиваешь, девочка, в чем мое счастье.

Ну что тебе ответить? Конечно, в труде… Меня, председателя колхоза, с 25 июля 1944 года по сегодняшний день восход солнца никогда не заставал в постели. Четыре тысячи рассветовских колхозников приучены к раннему подъему и самоотверженному труду. «С росой коса лучше косит», — говорит пословица. Труд — отец, а земля — мать человека.

Кирилл Орловский».