И Люба маялась с волшебным кувшином, как жулик с украденной вещью, то и дело перепрятывая его, чтобы мать ненароком не наткнулась и не вышло бы из этого какого-либо конфуза или неприятности. Бедная девочка не посмела даже угостить волшебным чаем своих домочадцев из опасения, что тогда придётся рассказать, откуда взялся кувшин, а значит, и рассказать все, а это, считала она, было недопустимым. Лишь однажды вечером, сойдясь у огородной межи и затаившись в пышной картофельной ботве, Люба с Васей попили чудесного чая, да и то не ради самого чая, а просто хотели узнать, не утратил ли сосуд своей волшебной способности. Не утратил. Надо сказать, что кувшин знал толк в заварке, в ней чувствовалась мята, зверобой и еще что-то несусветно вкусное, так что остатки чая Вася слил в ковш и отнёс своим «козлятам», которые разодрались из-за лишнего глотка. И все, опять секрет и подполье. А почему, собственно, они хранят про себя, делают тайну из своего путешествии? Кто велел им молчать? Никто! Может быть, именно для того они и оказались избранными, чтобы поделиться переживаниями с другими? Ведь всех враз не впустишь, наверно, в сказку! Так почему бы не собрать круг сверстников, не поведать им о приключениях, не попить чайку из диковинного кувшина и не жахнуть разок-другой из пистолета?
Да нипочему! Так и надо сделать!
Вася, сам чувствуя себя счастливейшим человеком, вдруг уверенно подумал, что и всякий, кто так или иначе соприкоснётся с живой сказкой, через которую они с Любой прошли, неизбежно станет счастливым тоже.
Эта уверенность подхлестнула мальчика. Надо организовать «Клуб-сказку»! Такое название вспыхнуло сразу, и других вариантов не возникло. Кружок мыслителей, созданный Пи-эром, продолжал действовать! Кто хоть раз вкусил блаженство от рождения свежей мысли, тот обречён на мыслетворчество, тому дух поиска и открытий нового уже не даст покоя.
Вася поделился своими соображениями с Любой, и та охотно приняла их. Потом мальчик нашёл тех двух пацанов, которые в прошлом году ходили в сказку, поговорил с ними, и они, чуть покривлявшись для солидности, дали согласие, тут же наперебой начав рассказывать, как им было велено среди ночи спуститься в заброшенный колодец за селом, в котором была вода и из которого их выловили огромным ведром дети великанов. Хоть ему было интересно, но Вася прервал их, сказав, что обо всем этом у них еще будет время рассказать на заседании «Клуба-сказки».
Дальше встал вопрос: где собираться?
Самый очевидный ответ, что собираться можно поочерёдно в домах членов кружка, пришлось отмести из-за неизбежных осложнений с родными, которые, конечно же, затерзают вопросами и не дадут сосредоточиться. Школы своей в Чаре не было, детей возили за десять километров в районный центр, но был клуб с кинозалом и библиотекой. К библиотекарю-то, Ларисе Ивановне, рыжей молодой девице в очках с тонкой золотистой оправой, и явился одним сентябрьским вечером Вася, явился с пистолетом, для большей убедительности своих слов. Нелишне отметить, что Вася был на хорошем счёту у Ларисы Ивановны, и она внимательно выслушала его, тем более что в помещении не было ни души, а мальчик, развивая идею клуба, поигрывал пистолетом и даже показал созревающий патрон и заставил пощупать его, чтобы увериться, что он тёплый. Следует пояснить, что у библиотекаря был обширный план работы с читателями, с детьми в том числе, и план этот горел из года в год по всем пунктам, за что самой Ларисе Ивановне нагорало от начальства, поэтому она очень обрадовалась Васиному предложению, воскликнув: «На ловца и зверь бежит!». Её, сказать по правде, несколько смущало сомнительно-странное содержание будущей работы клуба. Если бы ребята взялись изучать жизнь и творчество мировых писателей-сказочников, то это было бы понятно, хотя и не совсем обычно для глубинки, а то они собирались рассказывать друг другу свои сказки и похождения. От этого веяло сумасбродством, но кто знает, на что способны дети. Во всяком случае, лиха беда начало, а дальше она, взрослая и умная воспитательница, подправит ребячьи заскоки и свернёт их на накатанный путь. Поэтому Лариса Ивановна с радостью разрешила ребятам собираться раз в неделю в служебной комнате библиотеки и тотчас включила эту затею в свой план, рассчитывая одним этим пунктом перекрыть весь десяток прочих, замшелых и опостылевших до тошноты пунктов, а может быть, наоборот, загремит она в тартарары с этим пунктом и — прощай, библиотекарство! — если оценят ею жест как антипедагогический или, что еще хуже, идейно ущербный.
Но вызов судьбе был брошен.