Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров<br />(Книга для учащихся старших классов)

Наказная память 1650 г. интересна еще и тем, что Францбеков поручил Хабарову привести в российское подданство и князя Богдоя. Ни якутская администрация, ни Сибирский приказ тогда еще не располагали данными о территориальном распространении власти Цинской династии и полагали, что «Богдой» — правитель, правда, более сильный, чем Лавкай, Шилгиней и им подобные.

Поэтому в наказной памяти предусматривалась отправка Хабаровым к «Богдою» посланников из числа служилых людей и возможность приема Хабаровым посланцев от «Богдоя». При переговорах Хабарову рекомендовалось разъяснять мирную цель его прихода на Амур — «не для бою, а для призыву» населения в российское подданство. Обращаясь к посланцам «Богдоя», следовало говорить о том, что царь Алексей Михайлович милостив и не только не обидит тех, кто примет его подданство и будет ему непротивен, а, напротив, покажет новым подданным свою милость и щедро их одарит[35].

В Якутской приказной избе под руководством Францбекова прошел Ерофей Павлович обучение началам дипломатического этикета. В разговоре с иностранцами он должен был прежде всего «оберегать государьское именование», т. е. царский титул, устное и тем более письменное искажение которого или прописка (пропуск) в котором в те времена жестоко наказывались, вплоть до смертной казни. Хабаров попросил записать полное именование титула в данной ему наказной памяти. Цитируем запись целиком: «Бога, в Троице славимаго, милостию мы, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Русии самодержец, владимирский и московский и новгородский, царь казанский, царь астраханский, царь сибирский, государь псковский, великий князь иверский, югорский, пермский, вятский, болгарский и иных, тосударь и великий князь Нижняго Новагорода Низовския земли, рязанский, ростовский и ярославский, белозерский и удорский и обдорский, кондийский и всея Северныя страны повелитель, Иверския земли карталинских и грузинских царей, Кабардинский земли черкасских и горских князей, и иных многих государств государь и обладатель».

Для передачи «Богдою» с Хабаровым была послана грамота, текст которой составил Францбеков.

Рассказ Хабарова о первом его походе в Даурию был подробно записан в Якутской приказной избе. Но он дошел до нас не в изложении самого Хабарова, который передавал события живым языком землепроходца, а будучи отредактированным в воеводской канцелярии либо дьяком Степановым, либо воеводой Францбековым. В таком виде он был включен в состав отписки Францбекова и Степанова, отправленной в Москву весной 1650 г. вместе с известием об организации экспедиции.

Редактируя и подправляя отписки Хабарова, Францбеков полагал, что чем больше трудностей экспедиции будет описано, тем выше ее деятельность будет оценена в Москве. Воевода был кровно заинтересован в этом. Поэтому и в первой и в последующих его отписках были допущены искажения ряда фактов, приведшие к неправильной характеристике действий землепроходцев и самого Хабарова некоторыми историками.

Опровержение современниками и очевидцами искажений в отписках воеводы началось уже во время пребывания Хабарова на Амуре. Например, в первой отписке Францбекова в Москву было написано, что даурка Моголчак не хотела добровольно давать показания и ее пытали («жгли огнем»). Факт этой жестокости был опровергнут даже недругом Хабарова и Францбекова дьяком Стеншиным, который, имея в виду этот конкретный случай, сообщил в Сибирский приказ, что Францбеков писал в отписке «чего там и не было». Пытку Моголчак отрицали в расспросных речах около 70 очевидцев, прямо заявивших, что «то писано ложно». Моголчак показания давала «своею охотой», т. е. добровольно, и «ее не пытали»[36].

В Сибирский приказ отписка Францбекова о взятии Хабаровым 5 даурских городков пришла через год, в 1651 г. На нее сразу же обратили внимание и передали в руки главе приказа боярину кн. А. Н. Трубецкому. Алексей Никитич Трубецкой играл тогда заметную роль при дворе Алексея Михайловича. По словам иностранцев, он был третьим человеком после даря и его родственника и «дядьки» Б. И. Морозова. С 1646 г. Трубецкой в течение 20 лет возглавлял два важнейших в стране приказа — Казанский дворец и Сибирский. Исследователь русско-китайских отношений В. С. Мясников считал Трубецкого «творцом восточной политики Москвы», имея в виду организацию им посольства в Китай и китайского торга в 50-х гг. XVII в.

Трубецкой очень заинтересовался отпиской о присоединении новых земель в Даурии. Правда, его интерес пока не связывался со взаимоотношениями России и Китая, потому что российская дипломатия в Москве и сибирская администрация не связывали имя «Богдоя», промелькнувшее в отписке Францбекова, с Цинским и тем более Китайским государством. Трубецкой спешил с докладом к царю по другой причине. В 1651 г. двор Алексея Михайловича все еще жил неприятным впечатлением от новгородского и псковского восстаний, и доклад об успехах в Приамурье пришелся бы как нельзя кстати. Трубецкой не ошибся.