Землетрясение

Я многое могу сказать о человеке по тому, как он отвечает на этот вопрос.

— «Темный рыцарь», — отвечает Дженни без колебаний. — Потому что все, у кого есть настоящий вкус, знают, что это самый лучший фильм про Бэтмена. Кроме того, Кристиан Бейл —величайший Бэтмен.

Кажется, я влюбился.

— Какое у тебя любимое хобби?

Она окидывает озорным взглядом зал, словно ей стыдно отвечать, и жестом приглашает меня наклониться ближе.

— Мне нравится читать эротические любовные романы. Я не могу остановиться.

Её щеки покрываются розовым румянцем и зубы кусают нижнюю губу.

Теперь я действительно влюбился.

Жаль, что я никогда не видел её в доме Мура до той нашей неожиданной встречи вечером в «Землетрясении». Я не планировал ни одну из наших первых двух встреч, и чем больше времени я провожу с Дженни, тем больше осознаю, что нас толкает друг к другу судьба. Хотя я пока молчу, что уже давно знаю её секрет, но я скажу ей правду, когда выберу подходящий момент.

Мы выходим из ресторана, и я предлагаю прогуляться и полакомиться десертом, который продаётся как раз дальше по улице. Северная часть Бостона полна настоящих итальянских закусочных, таких как «У Марио», и очень хороших, скажу я вам. Мы идем, взявшись за руки, по потрескавшемуся, покрытому ямами тротуару. Удивительно, насколько это кажется с ней естественным. Для начала марта погода слишком мягкая. Воздух немного холодит, но не настолько, чтобы мне было холодно.

Оказавшись внутри «Декаданса», популярного десерт-бара, мы усаживаемся за пустой столик в углу. Я выдвигаю для неё стул. Я давно не практиковался в ухаживаниях за женщиной, но если быть честным, то мне кажется, что я никогда толком и не был в этом хорош. Хотя мне и хочется. Мне хочется показать ей себя, как мужчину, с лучшей стороны, вот только я не уверен, что моих лучших сторон будет достаточно.

Дженни заказывает чизкейк, а я — трехслойный шоколадный торт и мы договариваемся, поделимся друг с другом.

— Где ты выросла? — спрашиваю её, хотя и знаю ответ на этот вопрос. Мне хочется, чтобы ей было комфортно говорить со мной, и ещё мне хочется знать о ней всё.

— Я выросла примерно в двадцати минутах езды отсюда, в Бельмонте.

Она изучает свои ногти, стараясь не смотреть мне в глаза. Понимаю, что она не хочет говорить на эту тему.

— Твои родители всё еще живут там?

Господи, ненавижу, что так с ней поступаю, но у меня нет выбора. Как я смогу объяснить, что уже знаю ответы на все эти вопросы? Я не смогу... Поэтому мне нужно придерживаться первоначального плана. Вижу, как на её лице мелькает тень печали, и потом она отвечает:

— Нет, оба моих родителя погибли во время пожара в доме прямо перед началом моей учёбы в университете.

Дженни нервно крутит браслет на запястье. Я ничего не говорю. Просто молча сижу и жду, когда она продолжит. Я знаю, что она много чего может мне рассказать. Она поднимает свои голубые глаза и встречается со мной взглядом.

— Я тоже была в том доме вместе со своим парнем из старшей школы, но только я одна смогла выжить.

Накрываю её ладонь своею, мягко сжимая и ожидая продолжения.

— Причину пожара так и не нашли.

Дженни переворачивает руку под моей ладонью так, что наши ладони складываются вместе.

— Я сочувствую твоей утрате. Я знаю, что нет слов, которые бы могли унять эту боль. Мне так хотелось бы, чтобы тебе не пришлось пережить так много.

— Спасибо, теперь мне легче об этом говорить. Что насчет тебя? Где ты вырос?

— Я вырос в Южном Бостоне. У меня есть сестра, Кенна, она на восемь лет младше. Моих родителей больше нет с нами. Десять лет назад они погибли в аварии по вине пьяного водителя.

На этот раз Дженни сжимает мою ладонь, и мне нравится, что её ладонь такая мягкая и крошечная.

Ногти у неё окрашены в светло-голубой цвет. Эта небольшая деталь заставляет меня задуматься, есть ли у неё легкомысленная сторона, которую она старательно скрывает.

— Я тоже сочувствую твоей утрате. Не думала, что встречу когда-нибудь человека, который также потерял обоих родителей в один день. Когда их не стало, что случилось с Кенной? Кто заботился о ней?

Так мило, что она переживает о Кенне, и мне нравится, что она искренне беспокоится о других людях. Чем больше я её узнаю, тем больше я в неё влюбляюсь.

— О Кенне заботился я. Когда они умерли, мне было двадцать три, и я был единственным её близким родственником.

Дженни откусывает свой чизкейк, запивает его глотком воды и только потом продолжает:

— Так значит тебе сейчас тридцать три?

Она вопросительно поднимает бровь и ждет моего подтверждения.

— Да, тридцать три. Я для тебя слишком старый?

Надеюсь, что нет.

Я жду ответа и мой желудок тревожно сжимается.

— Нет, я никогда не зацикливаюсь на возрасте. Мне двадцать два, я — взрослая и могу сама решать. Я знаю, что для меня хорошо, а что плохо.

— А я хорош для тебя? — спрашиваю я и мой голос кажется мне слишком хриплым.

Дженни отрывает глаза от тарелки и встречается взглядом со мной, и я могу поклясться, что почти вижу возникающее между нами сексуальное напряжение.

— Это еще предстоит выяснить.