Ну как кошмары, просто эдакие слегка замутненные сновиденческой призмой восприятия флэшбеки из далекого прошлого, когда трава была зеленее, небо синее, а бухло бухлистее.
Но этот сон был другим, совершенно отличным от всего того, что Колян видел раньше.
Он падал.
Падал в темную пасть бездны, бесконечного, нескончаемого провала в мрачные глубины иного мира, неведомого и непостижимого умами простых смертных.
Фарш погружался в это болото эмоций, захлебываясь страхами и переживаниями, застилающими взгляд разума.
Свободный полет вниз, в неизведанное и пугающее никуда, не веселил, как это было с вулканом, где обитал тот дракон, нет, Нар падал и ему было страшно.
Теперь он действительно понял, что такое страх.
Настоящий страх, а не его жалкое подобие, которое испытывают простые обыватели, никогда не сталкивающиеся с кромешным Адом и Израилем, зиждящемся в глубинах их подсознаний.
Это длилось вечность и это длилось лишь одно мгновение.
Реальность — иллюзия, Вселенная — голограмма, а время — ничто.
Есть только он и зыбкие тени, обитающие в недрах его разума.
И этими тенями, безликими, безглазыми, безголосыми чудовищами иного спектра восприятия окружающей реальности, медленно, крошечными кусочками, пожирающими его рассудок и саму душу, был он сам.
И это пугало больше всего.
Глава 46. День 4. Нет уважения, нет чести, нет ПИВА!
— Зачем?! — брызжа слюной в лицо треклятому стрелку прорычал Элендил, — Зачем, мать твою, ты в него стрелял, никчемный ты кусок гоблинского дерьма?!
Молодой, относительно молодой, конечно же, эльф, судорожно вцепившийся в изящный тисовый лук, стремительно меняя цвет лица, пытался что-то внятно сказать, но лишь сумел извлечь из собственной глотки только сдавленное мычание.
Два метких выстрела по нечестивому чернокнижнику должны были обернуться если и не чествованием его, как героя, то хотя бы похвалой от матерого рейдера Элендила, которому он, вроде как, только что спас жизнь.