И Сесиль пошла через дорогу, не оборачиваясь, а молодая женщина в изумлении застыла на тротуаре. Вечером Луиза рассказала Мишелю об этой поразившей ее короткой встрече. По описанию Луизы – молодая женщина, высокая, худощавая, с карими глазами и быстрой речью – Мишель узнал Сесиль.
– Ты точно помнишь, что она тебя спросила, нет ли у меня известий о брате?
– Ну конечно, помню, я же не идиотка. А в коляске у нее сидел ребенок, но я не видела его лица, только ручку.
Так Мишель убедился, что Сесиль вернулась в Париж и что она не хочет его видеть.
Вернер не испытывал такой паники с предвоенных лет, когда нацисты захватили власть в его стране и никто уже не мог противостоять этой коричневой чуме.
Сейчас он мог только беспомощно наблюдать за тем, как Игорь погружается в депрессию, – помочь ему было нечем. Выйдя из Сантэ, он зашел в кафе напротив тюрьмы и выпил подряд два стаканчика кальвадоса, чтобы хоть немного взбодриться. Затем позвонил Мишелю и договорился встретиться с ним в бистро на площади Контрэскарп. Там Вернер поделился с Мишелем своей тревогой.
– Боюсь, как бы он не сотворил что-нибудь непоправимое, – сказал он.
– Перед смертью Саша написал мне длинное письмо, в котором частично рассказал о своей жизни, о сложных отношениях с Игорем, а главное, о своем намерении покончить с этим безнадежным существованием; я передал это письмо Игорю и не понимаю, почему он не показал его следователю.
– А я понимаю: Игорь хочет искупить свою вину – и за то, что так и не простил Сашу, и за то, что бросил его.
Они отправились на улицу Мулен-Вер, домой к Игорю, в надежде, что у консьержки есть ключ от его квартиры и они смогут найти письмо Саши, однако столкнулись с непредвиденным препятствием: домохозяин, не получивший квартплаты за три последних месяца, пересдал жилье. И тщетно Вернер протестовал, утверждая, что это незаконно; вещи Игоря, сложенные в картонные коробки, ждали в подвальном помещении. К счастью, консьержка позволила им забрать их. Подняв коробки из подвала, они открыли их, одну за другой, тщательно изучили каждый документ, перелистали каждую книгу, но им пришлось смириться с очевидностью: письмо Саши так и не нашлось, как не нашлись и тетради, исписанные по-русски. Они уже начали закрывать коробки, как вдруг в подъезд вошла женщина лет тридцати с темными волосами, заплетенными в косу; она несла продуктовую сумку.
– Простите, можно узнать, по какому праву вы роетесь в вещах Игоря?
– Мы его друзья, – ответил Вернер. – Мы ищем документы, которые могут ему помочь. А вы… соседка?
– Я его подруга, вернее, бывшая подруга. Вам что-нибудь известно о нем? Он не хочет меня видеть; я много раз писала ему, а он так и не ответил.
Так Вернер и Мишель познакомились с Жанной, которая жила на четвертом этаже. Она пригласила их к себе выпить кофе. Пока Жанна возилась в кухне, Вернер шепнул Мишелю:
– Ты знал, что у Игоря была женщина?
– Нет, он никогда со мной об этом не говорил.
– И со мной тоже. Странно, тебе не кажется? А ведь я его самый близкий друг.
– Странно было бы, если бы у него не было женщины. Вот у тебя есть подруга?
Вернер помедлил, прежде чем ответить:
– Это наша билетерша, такая маленькая брюнеточка, но мы ведем себя осторожно, так как она замужем.
Жанна поставила кофейник на стол, наполнила три чашки.
Видно было, что ей не очень хочется рассказывать о своих непрочных отношениях с Игорем, человеком интересным, но крайне скрытным и не желавшим обременять себя постоянной связью с кем бы то ни было.
– А ведь мы могли быть счастливы, – прошептала она.