Земля 2.0 (сборник)

Мгновенно сгустившаяся тьма, как ни странно, подсказала мне, что делать дальше. Я вскочил на табурет, рывком развернул к Лилит один из тепличных фитопрожекторов и щелкнул тумблером. В глаза чудища ударил ярчайший свет, сильно смещенный в ультрафиолет. Белое свечение обволокло крылатую фигуру, высвечивая множество деталей: поджарый живот, тонкие мускулистые бедра, выпирающие ребра, небольшие острые груди, тяжи слюны, свешивающиеся с красивых, или, как еще говорят, чувственных губ. Я увидел, как сквозь туго натянутую плоть демонических крыл просвечиваются кости и трепетно пульсирующие сосуды. Я увидел кое-как затянувшиеся раны, полученные в схватке с Маттео.

– Сгинь! – Я ударил костяшками пальцев по стеклу, и оно покрылось сетью трещин.

Но мне удалось вспугнуть чудовище: Лилит убралась. Она улетела: без разгона, без видимых усилий и сразу на приличной скорости. Я следил за ней, вытянув шею, до тех пор пока это было возможно. Лилит пронеслась параллельно земле к Отцу, и в полете она походила на большое насекомое.

У меня затряслись колени, я кое-как слез с табурета. Фитопрожектор сорвался с кронштейна и с грохотом упал на дорожку. Я добрел до койки и сел на край. Мне хотелось прочесть какую-нибудь молитву, но в голове все перемешалось. Я чувствовал себя опустошенным и беспомощным, более того – я чувствовал себя покинутым Господом.

Затем я увидел фигуру в рясе, идущую к оранжерее. Сквозь запыленное стекло было не разглядеть, кто это – Аллоизий или Томаш. Я понял, что у меня нет времени для молитвы и жалости к себе. Лилит могла вернуться в любой момент, поскольку ее голод и инстинкт охотника не удовлетворены. Я должен был успеть предупредить братьев об опасности, мне нельзя было опускать руки!

Я кинулся в тамбур, схватил тяпку, ударился о запертые двери, торопливо открыл замок и выскочил под открытое небо.

К оранжерее направлялся Аллоизий. Шел он, как на прогулке, – неторопливым шагом и чуть наклонившись вперед, словно что-то искал на щебне под ногами. Мне отстраненно подумалось, что Аллоизий сокрушен… очевидно – смертью професса Габриеля. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, в чем дело, но время скорби придет чуть позднее, сейчас же время спасать свои жизни.

– Монсеньор! – закричал я. – Она только что была здесь! Скорее – в оранжерею!

– Франциск! – Аллоизий остановился, а я поразился тому, насколько слаб и преисполнен муки его голос. – Франциск!

– Монсеньор, скорее в оранжерею!

Я огляделся. Пока Господь миловал: небо было чистым, Лилит не показывалась.

Каково было мое изумление, когда Аллоизий, вместо того чтобы послушаться меня, вдруг опустился на колени. А затем медленно, как подрубленное дерево, стал заваливаться вперед.

– Монсеньор! – Я кинулся вперед, уже понимая, что он нуждается в помощи.

Чтобы не упасть лицом на щебень, Аллоизий оперся на выставленные руки. И тогда я увидел рукоять большого кухонного ножа, всаженного экзорцисту в спину на всю длину лезвия.

Я схватил его за плечи, прижал к себе. Вернулась треклятая дрожь, а вместе с ней пришла растерянность. Я не понимал, чем могу помочь своему епископу и что вообще делать дальше.

– Это был Томаш, – сказал Аллоизий, зажмурившись. Лицо экзорциста стало таким же серым, как и его седая борода. – Он сошел с ума, Франциск.

– Т-томаш? – обескураженно выдавил я.

Аллоизий открыл глаза, его взгляд уже был тронут поволокой смерти.

– Спасайся, брат… – произнес он на выдохе.

Послышались шаги, я поднял взгляд и увидел Томаша. Тот шел со стороны «Святого Тибальда», в его руках был плащ и рюкзак.

– Зачем?! – выкрикнул я в его сторону. – Зачем?!

Больше всего в тот момент мне хотелось, чтоб на нас всех карой Господней обрушилась с небес Лилит. Слишком сильная была боль, хотелось прервать ее любой ценой. Любой – пусть эта мысль и была греховна сама по себе.

Аллоизий глухо застонал, повел плечами, словно пытаясь освободиться из моих объятий, а потом выгнулся в душераздирающей агонии. Я услышал, как трещат его кости, в нос ударил запах аммиака. Челюсть экзорциста отвисла, а в глазах, как в двух стекляшках, отразился бег облаков.

Томаш был уже в десяти шагах. Рослый и крупнотелый, он нависал надо мной, словно грозящая раздавить Пизанская башня. Я выпустил из рук Аллоизия, упал на зад и отпрянул, поднимая сапогами клубы красной пыли.

– А-а-а! – голосил я, глядя сквозь пыль на силуэт моего брата, ставшего убийцей.

– Я не причиню тебе вреда, Овощ, – сказал Томаш, остановившись. – Прекрати орать!

Я не прекращал. Я закрыл голову руками, ожидая смертельного удара, хотя в руках Томаша не было ничего похожего на оружие. С одной стороны, я хотел, чтоб это все поскорее прекратилось, с другой – во мне все еще был силен инстинкт самосохранения.

– Уймись! – Томаш накинул на плечи плащ, поудобнее перехватил рюкзак. – Ты, Маттео, Жан Батист, Михаил – все вы были для меня примером праведности. Вашу судьбу вершит Господь, и никто иной! Я и пальцем тебя не трону!

Смысл сказанного стал постепенно доходить до моей несчастной больной головы. Я вопросительно поглядел на Томаша, мои глаза горели от слез.