Земля 2.0 (сборник)

Вина – вкрадчивый способ принудить делать то, что нужно, без грубости. И без физического насилия, от которого мы отказались, покинув прежний – жестокий – мир, можно управлять только посредством совести или долга. Другими словами – вины. Ты должен бороться за счастье человечества. Ты обязан накачивать непомерный столб атмосферы – пахота сродни строительству Вавилонской башни, – пока набирающие невиданную силу углекислотные ураганы срывают склоны Олимпа.

Ты… Я должен с упорством муравья перетапливать полярные льды в воду, превращая Великую южную пустошь в жуткие болота, мне следует засевать морозостойкой хлореллой глубокие долины Маринера и выжигать хлором неистребимую черную плесень, заселяющую любую поверхность в обитаемых местах.

На программу терраформирования всегда ничего не хватает. Ни средств, ни рук. Ответом на это стала программа социально ответственного отрочества. На самом деле отлично придумано: энтузиазм молодежи, расширение трудового фронта, закалка характера первопроходца, все дела.

Первое свое осознанное решение, связанное с работой, дети у нас принимают в три-четыре года. На Земле им было бы семь, но наш семилетка – это уже самостоятельный человек, который умеет прочищать двадцать видов фильтров и отличает дохлую хлореллу от больной. Причем больную может лечить тремя официальными способами и двумя неофициальными.

Наши дети – это самый лучший продукт, производимый колонистами. Детей много, потому что выживут не все, а заселять Марс нужно, нужно его приводить к земному знаменателю, чтобы наши дальние потомки могли сажать здесь чертовы яблоневые сады! Кстати, я ел консервированное яблоко, по вкусу даже хуже подслащенного глютенового концентрата, а уж с ним мало что сравнится.

В пять ребенок должен чувствовать ответственность за себя и окружающих. В семь – то есть в тринадцать земных лет – у тебя уже есть свое досье, свои производственные мощности и ты имеешь полное право селиться там, где хочешь. Большинство этим правом не пользуется, но некоторые – и я в том числе – предпочитают открытый Марс теплому родительскому крылышку. Которое, кстати, вовсе не такое уж и теплое, если даже не говорить о том, что они по-родственному претендуют на твои мощности, пока ты живешь рядом с ними.

Но речь не о том. Я с рождения и до смерти должен – а точнее обязан – делать Марс пригодным для обитания. Как будто на нем от этого станет приятнее и безопаснее жить.

Через двести лет такой пахоты мы добьемся, что Марс будет походить на земную Антарктиду. Есть чем дышать и зверски холодно. Стоило ради этого переться сюда и жертвовать жизни целых поколений на алтарь этой идеи? Земная Антарктида и сейчас особо не заселена…

Но слишком, слишком много людей положили жизни, чтобы мы были сейчас и здесь.

Вот только у палки, начиненной виной, два конца. С помощью вины можно принудить. Но с помощью той же вины можно предъявить такой неоплатный долг обществу, что тому не останется другого способа, кроме как оставить тебя в покое. Для этого нужно только освободиться от химеры.

Может показаться безумным, но я хочу, чтобы Марс остался таким, какой он есть. Холодным, резким, безводным и таинственным. Мне назначили мою долю в производственных мощностях, теперь мое мнение считается значимым. Так вот, мое значимое мнение: я не буду платить обществу своей жизнью ради переделки Марса. Я не чувствую этой вины, я – с другой стороны палки.

Сироты появились, возможно, благодаря тому, что я однажды забрал скафандр погибшего переселенца со склада в Мертвой колонии, оставшегося после раскопок, снарядил его компонентами со свалки за поселком и ушел из дома, не тронув доверенный мне производственный пул.

Я объявил себя первым и единственным настоящим марсианином. Да, я просто решил, что буду выжившим одиночкой Мертвой колонии. Я назначил себя достойным преемником первопоселенцев и не желал больше знать мою семью унылых террареформаторов. Теперь я имел право на собственное мнение – а прочим стоило бы заткнуться. Их здесь и близко не было, когда мои предки тут загибались.

Надо ли говорить, что на такую наглость ни у кого не нашлось ответа? В первые дни я гнал и не такую ересь, может, меня извиняет то, что тогда мне было чуть больше восьми лет.

Почти три года я шлялся по Марсу, ездил на попутных грузовиках, летал в контейнеровозах, предсказывал погоду, заклинал духов пустыни и успокаивал души на второпоселенческих кладбищах. Чистил солнечные батареи и раскрашивал скины скафандров в только что выдуманные племенные орнаменты. Искал воду и успокаивал бури. Набивал дальнобойщикам охрой татуировки с лицом Сфинкса, пел песни в новых городах. Я чувствовал, что дремлющий древний Марс заметил меня, мои деяния, ведет моей рукой и слышал согласие в тихих голосах подпевающих мне песчаных бурь.