Нас вместе с доктором и Тонанцин вытащили наружу, вывезли в пустыню и выкинули из райдеров на камни долины, где уже были выкопаны три неглубокие могилы. Нас побросали каждого в свою. Остатки воздуха, вырывавшиеся из трещины в шлеме доктора, застывали изморозью на потрескавшемся тетрапропилене.
– Лютер, – прохрипел я из своей могилы. – Тебя ищет мама.
Мой брат не ответил мне. Он ушел в красноватую мглу бесшумной бури, обвалившуюся на равнину у подножия гор, и увел за собой всех остальных. Они все ушли, оставив нас один на один с отцом нашим Марсом. И отец наш в этот день был не в духе.
Я проверил давление в скафандре и выбрался из своей могилы, перебрался в яму к доктору. Тонанцин тоже перепрыгнула к нам. Беззвучная буря тут же накрыла нас.
«Чертов метрополец, – думал я, остервенело заклеивая цианакрилатом разбитый шлем Ликурга. – Тоже мне, доктор хренов нашелся. Ну да, хорошая пуля – надежное средство от любых немощей!»
Я и раньше о метропольских хорошо не думал, а теперь и подавно.
Тем временем Тонанцин натянула над нашей могилой полог из ее теплоизолирующего пончо – лист тонкой немнущейся фольги. По фольге тут же замолотили невидимые песчинки. Ну, значит, замерзнем не сразу, а только к утру, когда под минус сотню стуканет.
Три человека в покое излучают чуть больше тысячи килоджоулей в час. Так, теплопотери фольги и стенок окопа… Нет, не хватает. К утру точно околеем.
В этот момент мой скин-скафандр окончательно сдох и перестал нагнетать снаружи углекислый газ, где в озонидовом патроне из него выделялся кислород, который примешивался к стандартной воздушной смеси. Счет моей жизни пошел на минуты.
– Есть идеи? – спросил я Тонанцин, глядя, как падает уровень кислорода у меня под скином.
– Молись, – серьезно ответила она.
– Времени нет, – буркнул я, разбирая барахло из своего пояса. Кости, гайки, провода, ага, вот! Я вытащил из пояса слипшуюся горсть серых кристаллов, пересыпанных черной технопылью.
Любой марсианин продержится в Дичи голым хотя бы пару часов. Но больше? Я знаю один способ, но этот способ не для меня.
– Что это? – спросила Тонанцин, осветив мою красную руку налобным фонариком.
– Это способ продержаться до утра, – буркнул я. – Амнезия рудничных операторов. Смесь нитратных солей со стенок шахт и техносмазки рудных роботов.
Сразу вспомнилось расследование, которое мы проводили с «Бродячим анатомическим цирком Барсума» в соляных рудниках южной Сидонии, когда меня сорвали с места новостью о пропаже Лютера. Ребята уже сталкивались со случаями амнезии среди шахтеров, хотя чаще находили вымороженные штреки с мертвыми операторами.
А я коллекционировал разные страшилки и легенды, обрабатывая их под свои нужды. Вместе мы собрали это воедино, провели пару анализов и поняли, в чем же причина. Там же, в шахтерском поселке, нашли женщину, потерявшую ребенка родами и желавшую забыть последний год.
Первый опыт был неудачным – она забыла лишь полтора месяца и очнулась через час, уверенная, что она беременна, – а вместо этого обнаружившая пустой живот и кучу мужиков вокруг. Мы еле справились с ней вшестером – но со второго раза все удалось, она очнулась на следующий день, забыв ровно тот срок, какой и хотела.
– Надо же, – проговорила Тонанцин, глядя на смесь в моей ладони. – Не думала, что увижу ее. Я была уверена, что это городская легенда.
– Эта легенда – чистая правда, – заверил я ее. – Она обеспечит отличную экономичную кататонию на десять часов, минимум трат воздуха и калорий. Ну и спалит все твои воспоминания за последний год примерно.
– Сложный выбор, – прищурилась Тонанцин.
– Способ выжить. Только тут две дозы, – добавил я. – Это тебе и доктору.
– А ты?
– А я пойду выбью дерьмо из одного глупого пацана, который много о себе возомнил.
– Я не собираюсь ничего забывать. Я уже три года потеряла на поиски Великого Духа и откатываться назад, когда я так близко, не собираюсь, – покачала головой Тонанцин.
– Ну и дура, – ответил я. – Умрешь ни за что ни про что.
– Умирать я тоже не собираюсь, – отрезала Тонанцин. – Доктор до утра без шлема продержится? Как принимают эту дурь?
Я отключил шлем от скафандра доктора, снял его.
– Подними ему веки.
Я, тщательно отмерив, засыпал слизистую глаз доктора пылью, мгновенно растворявшейся на поверхности роговицы. Через пару секунд доктора парализовало, он выпрямился в своей могилке, вытянувшись во весь рост, и принял характерную «позу мумии»: одна рука вдоль тела, вторая согнута в локте и лежит поперек живота.
– Ну, вот и все, – прошептал я, глубоко вздохнул и снял свой шлем. Губы обожгло ледяным холодом. Пятьдесят лет терраформирования дали лишь четверть от земного давления в этой самой глубокой на планете впадине, но я уже не свалюсь без сознания немедленно. Отдал свой шлем Тонанцин – она его надела доктору на голову, чтобы не замерз, а я нацепил шлем доктора и заклеил шейный клапан. Из шлема травило, но вентилятор на затылке исправно нагнетал давление внутрь.