Не понимаю взрослых. Разве это плохая работа, за которую медали дают? Вот у мамы есть три медали за картины. Я, правда, не понимаю, почему именно за эти – ведь у мамы много-много таких же, с деревьями и озером, но, наверное, тем, кто дает медали, лучше знать. Я бы тоже хотела иметь медаль. Они красивые и звенят, когда их мелко-мелко трясешь.
Бум!
Динозавтр снова тыкается, совсем рядом с моей головой. Глупый. Знает ведь, что не получится пробить, – вот и бьет не сильно. А поговорить с ним не получается – не слышно ничего.
А потом дядя Андрей сказал, что Жорпетрович военный, за это у него и медали все. А я спросила у дяди Андрея, а разве на Марсе война, что Жорпетрович тут работает. А дядя Андрей ответил, что нет, – но Жорпетрович умеет людей организовывать. И поэтому он здесь. Вот. Интересно.
Ну так вот, про маму-то я вам так и не рассказала. У меня всегда так – начну про одно, а потом как-то перескакиваю на другое, потом еще на другое, потом еще и еще… а потом и вообще забываю, о чем говорила. Папа говорит, что мне в школе будет сложно, потому что там надо будет рассказывать о чем-то одном.
Ну и ладно, в школе и научусь. Ведь для чего же еще нужна школа, как не для того, чтобы учить.
Значит, присела мама на корточки, попыталась посмотреть мне в глаза и сказала:
– Сашка… Не буду говорить, что ты уже взрослая. Потому что это не так. Не буду говорить и что ты еще ребенок – потому что тебе это не понравится…
Да нет, почему же. Это зависит от того, как говорят, что я ребенок. Когда это говорят, вроде «ну-у-у-у… ты же еще ребенок, ничего не понимаешь, ничего не можешь, не умеешь» – конечно, мне это не нравится. А кому это понравится? Вот скажи им «ну-у-у-у… вы же уже взрослые, о чем с вами говорить, вы ничего не понимаете, забыли и разучились» – ведь им же тоже не понравится. Взрослые очень любят сказку о мальчике… я плохо запоминаю названия книжек и имена героев – много очень читаю, по три-четыре за день, из головы сразу вылетает… про мальчика, который умел летать и никогда не взрослел. Наверное, они все завидуют этому мальчику. А вот всем моим друзьям эта книжка не понравилась. Точнее, им было все равно. Может, потому, что мы еще не взрослые.
– Но видишь ли, Сашка, – продолжила мама. – Ты очень нужна папе в работе. Я не совсем уверена, что он прав, – но рассказывает он это очень убедительно.
Папа тогда стоял за маминой спиной, кивал и хитро мне подмигивал. Ну я и согласилась. Ну а что? Я люблю, когда мы вместе с папой. И когда с мамой люблю тоже. Но у мамы на Земле я все знаю – а вот у папы на Марсе я не была никогда.
Меня положили в какую-то стеклянную ванну, сказали закрыть глаза – и я увижу сон. Обманули, не было сна. Папа потом сказал, что, наверное, я просто забыла его – не, я никогда не забываю сны. Это только взрослые забывают. Или когда они не видели сон, они обманывают себя, говоря, что он был – только они забыли. Взрослые очень любят обманывать – только обычно сами себя.
Вот так я и стала помогать папе здесь. Недолго, конечно, до осени. А потом папа полетит домой в отпуск и заберет меня и дядю Андрея с собой. Мне надо будет в школу поступить, а дяде Андрею – в восьмой класс перейти.
С мамой у нас каждые утро и вечер видеозвонки. Она сначала очень беспокоилась за меня, а потом перестала. Или сделал вид, что перестала.
Мне здесь нравится. Правда, немного скучно. Хотя мне и дома бывало скучно. Так что можно сказать, что я на Марсе как дома.
Папа случайно понял, что я могу ему помочь, когда как-то приехал в отпуск. Он тогда как раз привез маме букет ромашек – первых, которые они вырастили на Марсе. Нет, конечно, не на самой планете, а под куполом, но, как сказал папа, «тем не менее».
Вообще, лепестки у ромашек надо отрывать, так по правилам. Но это для земных ромашек. А это марсианские. Редкие. Может быть, даже единственные на земле. Поэтому я не отрывала их, а просто осторожно касалась пальцем. Как бы понарошку отрывала.
Я не знаю, что значит «любит – не любит». Точнее, мне про это рассказывали, но как-то мне это совсем неинтересно. Поэтому я решила, что в моем гадании «любит – не любит» означает, исполнится загаданное желание или нет. И вот представляете – я загадывала, загадывала желания – а эти марсианские ромашки мне все говорили, что желания не исполнятся. Все время!
Мне стало обидно, и я подошла к папе.
– Папа, папа… – подергала я его за рукав. – Это плохие ромашки.
Он удивился.
– Почему, Сашка? Пахнут плохо или цвет не такой?
– Не радуют, – сказала мама, и они с папой рассмеялись. Я знаю, что это такое. Это значит, что мама сейчас напомнила папе какую-то смешную историю… аниктот, вот. Папа ее тоже вспомнил, и они посмеялись. Мне не обидно. Мама как-то пыталась рассказать мне эти аниктоты, но я не поняла. Наверное, потом пойму, когда взрослой стану. Не страшно.
– Папа, они несчастливые.
– В смысле несчастливые?
– Ни одно желание не исполнится. Смотри, как их много, – а ни одно не исполнится.