Земля 2252

– Нетчип вживляют в головной мозг всем без исключения гражданам цивилизованного мира. У нас – детям с двенадцати лет, в двух других секторах даже раньше. Нетчип связывает с Сетью.

– Да прекрати! – Рука Женьки непроизвольно шарила по столику рядом с кроватью, чтобы запустить чем-нибудь в Артурову, но, как назло, тот был совершенно пуст.

Помощница профессора демонстративно вскинула бровь, но не проронила ни слова, рассматривая дикарку, слово только что выловленного в лесу зверька.

– Не имеете права… – пробормотала Ливадова и вдруг спросила: – Это опасно?

– Да, – кивнула Яна. – Согласно полученной сегодня инструкции, я должна тебя предупредить о рисках. Вернее, о риске, он тут один. – Артурова запнулась. – Собственно, для этого я здесь. Сознание одичалых не принимает вживления нетчипа. Сформированная психика дикаря не выдерживает его, и во всех случаях наступает смерть. В течение нескольких дней, если не изъять чип. Но с тобой эксперимент будет продолжен до конца, вплоть до окончания адаптации или до летального исхода. Потому что имеются основания полагать, что твоя психика сможет приять вживление и после начального отторжения.

Артурова покосилась по побледневшую дикарку и продолжила:

– Нетчип безопасен только для рожденных в цивилизованным секторе. Это та физиология, о которой я тебе говорила. Нетчип обязателен для получения гражданства. Максимум, что без него возможно, – это полугражданство, а путь к полугражданству для одичалого доступен через службу в армии либо после совершения чего-то особенно полезного для общества. Однако в Красной корпорации хватает и своих граждан и полуграждан для вооруженных сил. Мы не захватываем и не покупаем рабов для подобного, как, например, американцы.

– Зачем вам это? Зачем вам я? – прошептала Ливадова. – Зачем ты все это мне рассказываешь?

– Игорь Иванович, – назвала аспирантка имя профессора Мартынова, – считает, что твой организм сможет принять нетчип. Но, дабы быть уверенными, что вживление прошло гарантированно успешно, мы проведем операцию в период, когда ты переживаешь глубокий стресс, то есть в условиях, далеких от тепличных, и продолжим его даже после получения отрицательных показателей. Ты осознаешь, что рискуешь жизнью?

– Фашисты!

Яна удовлетворенно хмыкнула, к широкоплечей, с тяжелым бюстом девице вернулось плохо скрываемое высокомерное отношение к дикарке.

– Значит, все правильно понимаешь. С учетом того, что случилось за последние дни, твое состояние сейчас действительно характеризуется как стрессовое. Вероятность неудачи операции значительно возрастает.

– Сволочи!

Женька не желала слушать, что несет эта сумасшедшая. Куда она попала! Какой жуткий мир! Не замечая, что вскочила на ноги, она уже готова была спрыгнуть с кровати и вцепиться ногтями в лицо Артуровой, однако стушевалась после появления Мартынова и двух новых человек, облаченных в одинаковые с профессором и аспиранткой белые медицинские халаты поверх темно-синей форменной одежды. По крайней мере, штаны и темно-коричневые высокие ботинки выглядели как часть военной или полицейской формы.

У Ливадовой их появление вызвало нехорошие предчувствия, грудь девушки высоко вздымалась от учащенного дыхания, по виску скатилась капелька пота. Двое появившихся вместе с профессором застыли позади Мартынова с безучастным выражением на каменных физиономиях. Высокие, крепкие мордовороты с массивными челюстями и не обремененными мыслью взглядами. Женьке отчего-то подумалось о солдатах.

– Игорь Иванович… – Артурова встретила появление Мартынова с видимым облегчением. – Вы очень вовремя, и хорошо, что санитары уже с вами.

Мартынова, которого Яна так ждала, Женька видела второй раз в жизни; на первый взгляд этот человек выглядел безобидным. По крайней мере, в целом такое впечатление сложилось о нем вчера, и за день Мартынов ничуть не изменился. Высохший пожилой мужчина в белом халате и самых обычных серых брюках с отглаженными стрелками и в черных туфлях. Ливадова подумала, что человек, у которого постоянно растрепаны редкие седые волосы, обязательно рассеян и потому имеет добрый характер. Но, поймав цепкий взгляд ученого, сразу усомнилась в первоначальном впечатлении.

– Вижу. – Профессор скрестил руки на груди. – Объект на нужном эмоциональном уровне.

– Сделала все, как вы сказали, – отчиталась Яна.

– Да, да, вижу, – повторил Мартынов и расплылся в фальшивой улыбке, не отводя холодного взора от дикарки. – Операционная готова. Прошу.

Ученый сделал приглашающий жест.

А Женька поняла, что тихонько скулит и плачет. От страха и ненависти к этим нелюдям.

– Я русская. – Ливадова вновь попробовала донести эту простую мысль, она говорила сквозь слезы. – Россиянка! Такая же, как вы.

У Яны дернулись уголки губ. Эта одичалая из прошлого, в сущности, еще ребенок; да, в самом деле, говорит по-нашему. Больно видеть ее ужас вперемешку с мольбой. Артурова отвернулась, чтобы никто не заметил ее слабости.

– Сама пойдешь или тебе помочь?