Земля

— Прежде всего тебе нужно купить шесть цыновок, — сказал один из них, человек с потрескавшимися и отвисшими, как у верблюда, губами. — Они стоят два медяка штука, если ты не сваляешь дурака и не будешь смотреть деревенщиной, а то с тебя сдерут по три за штуку — это больше, чем следует, — мне это хорошо известно. Горожанам меня не провести, хоть они и богачи, — он покачал головой и посмотрел на слушателей, ожидая, что они выразят ему восхищение.

Ван-Лун встревоженно прислушивался. Он сидел на корточках на полу вагона, ведь это была в конце концов просто комната из досок, где не на чем было сидеть, и сквозь щели в полу врывались ветер и пыль.

— А потом что? — настойчиво допрашивал он.

— Потом, — ответил человек еще громче, заглушая грохот чугунных колес, — потом ты свяжешь их вместе и сделаешь из них шалаш. А потом пойдешь просить милостыню, а перед тем испачкаешь себе лицо грязью, чтобы вид у тебя был жалкий, как у нищего.

Ван-Лун никогда в жизни не просил ни у кого милостыни, и мысль, что на Юге придется просить у чужих людей, была ему очень не по вкусу.

— А нужно просить милостыню? — спросил оп.

— Да, конечно, — ответил человек с верблюжьей губой, — но уже после того, как ты наешься. У этих южан так много риса, что каждое утро можно ходить в общественную кухню и за медную монету наедаться вволю белой рисовой кашей. Тогда тебе и просить будет нетрудно, и ты сможешь купить капусты, чесноку и творогу из сои.

Ван-Лун отодвинулся немного от других, повернулся к стене и, потихоньку ощупывая рукой пояс, пересчитал оставшиеся медяки. Того, что осталось, должно хватить на шесть цыновок и на порцию риса для каждого из них, и сверх того останется три медяка. Он подумал удовлетворенно, что с этими деньгами они могут начать новую жизнь. Но мысль о том, что нужно протягивать чашку и просить у прохожих, продолжала мучить его. Это хорошо старику или детям, и даже женщине, но у него есть руки.

— Разве для мужчины не найдется работы? — спросил он вдруг, повернувшись к собеседнику.

— Ну да, как же, работа! — ответил тот, презрительно сплюнув на пол. — Можешь возить богачей в желтой рикше, если тебе нравится, на бегу обливаться кровавым потом от жары и покрываться ледяной корой, дожидаясь пассажиров. Нет уж, по мне лучше просить милостыню! — Он выругался длинно и со вкусом.

И Ван-Луну не захотелось расспрашивать его дальше. Но все-таки было хорошо, что он узнал все это от человека с верблюжьей губой, потому что к тому времени, когда огненная повозка довезла их до самого конца и их выгнали из вагона, у Ван-Луна был уже готов план. Он посадил старика и детей у стены стоявшего там длинного серого дома и велел жене смотреть за ними, а сам пошел покупать цыновки, спрашивая то у одного, то у другого, как пройти на рынок. Сначала он плохо понимал, что ему говорят, потому что речь южан звучала резко и отрывисто, а иногда они не понимали его вопросов и уходили, не дослушав, и он выучился разбираться в людях и обращался к прохожим с добродушными лицами, потому что у южан горячий нрав и они легко выходят из терпения. Наконец на окраине города он нашел лавку, где продавались цыновки, и выложил свои медяки на прилавок с видом человека, который знает цену товару, и унес с собой сверток цыновок. Когда он вернулся к тому месту, где оставил семью, то увидел, что они стоят, дожидаясь его. Мальчики радостно закричали, и видно было, что они всего боятся в этом чужом мире. Только старик смотрел на все с любопытством и удовольствием и шопотом сказал Ван-Луну:

— Смотри, какие они все толстые — эти южане, и какая у них белая и жирная кожа! Должно быть, они едят свинину каждый день.

Но никто из прохожих не смотрел на Ван-Луна и его семью.

Люди сновали взад и вперед по мощенным булыжником улицам города, деловитые и озабоченные, и не смотрели по сторонам на нищих. Время от времени с топотом проходил мимо караван ослов, осторожно ступавших по камням маленькими копытами; ослы были нагружены корзинами с кирпичом для построек и большими мешками зерна, перекинутыми через их мерно покачивающиеся спины. За каждым караваном на осле ехал погонщик с длинным бичом и со страшным шумом хлопал им по воздуху и громко кричал. Проезжая мимо Ван-Луна, каждый из погонщиков окидывал его презрительно-гордым взглядом, и ни у одного вельможи, пожалуй, не было более горделивого вида, чем у погонщиков в грубой рабочей одежде, проезжавших мимо маленькой кучки людей, стоявших в изумлении на краю дороги. У Ван-Луна и его семьи был такой странный вид, что погонщикам доставляло особое удовольствие щелкнуть бичом, проезжая как раз мимо них, и от резкого звука, похожего на выстрел, они подпрыгивали в испуге, а погонщики хохотали.