Земля

– Училась со мной на первом курсе дева. Мы с ней были близки и даже делили пополам однуху в Медведково. А у девы моей завёлся трахаль, дядечка лет сорока. Мне тогда казалось – пипец, возраст-то пенсионный. Но чел при этом был весьма неглупый, похожий на гея-модельера. И, в общем, он то и дело прозрачно намекал, как охуенно быть посвящённым в тайны угольника и циркуля. Типа, он состоит в магическом ордене, они последователи кроулианской Аргетум Аструм, Серебряной Зори, Красной Москвы и Золотого Дождя… – Алина тихонько засмеялась, – и что они вовсю чего-то там практикуют. Я его, разумеется, подкалывала: “Так вы, батенька, выходит, махровый сатанист?” А он с вежливой улыбкой отвечал, что Сатана в антропологическом смысле – бог любого народа, который вам не нравится. А язык у него, я тебе скажу, был нехило подвешен: “Христианская космология, Алиночка, с её линейным пониманием времени отталкивается от идеи абсолютного начала и конца, то бишь акта творения и конца света. Отсюда и категоричные оппозиции: добро – зло, рай – ад. Но давайте помыслим, что время не линейно, а циклично. И мы сразу окажемся в парадигме, где Люцифер не абсолютное зло, а светлый, смиренный ангел, наделивший человека величайшим даром творения. Спросите, почему смиренный? Ну а кто ещё является смертным в виде обычного чёрного козла?” А для меня уже культурный шок, что мужик говорит не про обмен пизды на деньги, а о “Книге Закона”, Кроули, Телеме… Ну, и мне тоже было что ему сказать, потому что я в подростковом возрасте грешила книжным воровством всего подряд, натаскала себе гору книженций по оккультизму. Репринтные издания всякие, начиная с хуйни а-ля Папюс, “Сатанинской библии” Ла Вея и заканчивая “Лемегетоном”, в смысле, “Малым ключом Соломона”, ну, ты понял…

Я промычал что-то утвердительное, хотя и понятия не имел, что такое Телема или “Лемегетон”. Для общей картины и примерного представления, о чём речь, хватало китчево изданной “библии” с Аль Пачино на обложке, стоящей рядом на полке – только руку протяни. Может, в другой ситуации я бы и уточнил, что за Аргентум Аструм, “Книга Закона”, но тогда было лень даже лишний раз шевельнуть языком. Поэтому я не перебивал Алину – пусть себе рассказывает, а мне бы просто лежать, плыть по её убаюкивающим интонациям, как по реке…

– В общем, если подруженция задерживалась на лекциях, мы с ним коротали время в восхитительных беседах. А я тогда как подорванная штудировала книжки по каббале, вникала своими силами в гоэтию и возмущалась, как можно практиковать что-то магическое, не зная нихуя из “Малого ключа” или “Зоар”?! А он мне рассказывал, что с точки зрения юнгианской психологии духи и демоны – это архетипы и неврозы. Ну, и попутно восторгался, насколько я “в теме”. Вот… А однажды мы говорили-говорили, а потом начали целоваться… Эй! – вдруг воскликнула Алина с пьяненькой обидой, пихнула. – Ты совсем не слушаешь меня!

– Ещё как слушаю! – тотчас отозвался я.

– И что же я сказала?! – она приподнялась.

– Отбила у своей соседки пожилого трахаля, – сказал я и окончательно проснулся.

– Вовсе не отбила, – Алина снова улеглась, прижалась ко мне поплотнее. Тело у неё почему-то горело, как бывает при температуре, но ступни оставались холодными. Она втиснула их между моих ног – две плоских кожаных ледышки. – У нас дальше романтических поцелуев не пошло. Но он зазвал меня в своё логово на гностическую мессу, а потом стал приглашать на другие, к-хм… – она иронично кашлянула, – ритуалы…

– Это какие? А ну, колись… – сказал на всякий случай посуровей. На самом же деле я совершенно не страдал, что Алина с кем-то там целовалась пять лет назад.

Она вздохнула:

– Да в том и дело, что никакие! Тусовочка, кстати, та ещё подобралась – недобитая творческая интеллигенция, гуманитарии на инвалидности. Бабищи страшные, Юдифи такие филологические с негритянскими лохмами и иссиня-бритыми лобками – как щёки хачей, фу! А за главного у них был известный в московских околожопных кругах интеллектуал по фамилии Зайчек! Только вслушайся – Витя Зайчек! Ну не ржака разве!..

– Смешно, – согласился я, хотя втайне всегда сочувствовал людям с комичными фамилиями.

Калейдоскоп остроугольных теней скользил по ночному потолку и стенам спальни. Тени были геометрически точными, пугающе реальными, точно серые обрезки ткани в каком-нибудь неопрятном ателье.