Земля Адриана

Началось знакомое зрителям пение, пел ангельский хор. Воины прибили привязанного Христа гвоздями, Он висел на Кресте, а некоторые зрители в партере могли увидеть небольшую перекладину, на которой стоял актёр.

На сцену вышли другие персонажи, как и в последней сцене первой части. Там были все: рыцари, солдаты Красной армии и вермахта, рабочие и капиталисты, господа в костюмах с очками, разные девушки, простые люди, сцена была наполнена всеми персонажами. Она изображала, как и та прошедшая сцена, страсти и пороки: воины сражались друг с другом, капиталисты с кнутами издевались на грязными рабочими в кандалах, полуголые девушки танцевали и дразнили господ, а господа дразнили девушек муляжами денег и дорогих вещей, а несколько человек издевались, унижали и избивали одного слабого; книжники и фарисеи изображали кощунство над Христом.

Как и в прошлой сцене, начался агрессивный рок, бес пел:

– Утреннее Солнце!

Как же ты далёко!

Ослепляет вмиг

Солнца яркий лик!

Артист, изображающий демона, ходил по сцене среди других персонажей, как бы обращался к ним, а потом к Христу.

В один момент персонажи, один за другим, бросили свои прежние действия и обратили внимание на распятого Христа, как того хотел бес. Эта толпа собралась вокруг него и стала изображать насмешки и кощунство, они махали кулаками, дразнили, смеялись над Ним, скандировали, всё мировое зло обрушилось на Распятого.

Наконец актёр на кресте изобразил смерть Христа, и начал петь ангельский хор. Веревки развязались, актёр начал падать. Воины подхватили его и опустили на середину сцены, все люди остановились и смотрели на Христа.

Актер в костюме беса изображал исступление, его свита засуетилась, и тёмные силы исчезли в закулисах.

Красный цвет фонарей плавно сменился на зелёный, дым рассеялся, на сцену вышли босоногий мальчик, схимник и белый рыцарь. Хор пел, красиво и протяжно, сцена и артисты замерли.

– Грандиозно. – сказал Арно.

Когда представление закончилось, пара не сразу вышли из театра. Они бродили, как во время антракта, по большому коридору, смотрели на сенсорную афишу, смотрели на голографические подвижные силуэты на стенах, сходили в кафетерий и уже потом вышли из театра.

– Было красиво.

–Наверное, потому, что мы редко ходили в театр и ещё не привыкли к нему, а постоянные посетители скучали и зевали. – сказала Соня.

– Мне запомнились солдат вермахта и блондинка, в голове ассоциация с нами.

– Да? – удивилась Соня.

– Внешне как будто похожи на них.

– Только внешне. А тебе тема понравилась?

– Не знаю, никогда не интересовался религией и подобными вещами, это была гремучая смесь, но в целом мне понравилось.

Они подошли к электрокару, сели, настроили «Spark» и дали команду ехать домой по прежнему маршруту.

Многим людям уже было как бы всё равно на то, что происходит в жизни, апатия и безразличие стали побочным эффектом многовекового прогресса. Люди ещё не лишились чувств и эмоций, реакции окончательно, люди не стали биороботами, хотя, похоже, дело идёт к этому. Дело не в губительном влиянии прогресса, прогресс не может быть губительным, иначе это не прогресс. Если общество не слишком что-то порицает, а это «что-то» может быть удобным или приятным, то люди это делают, понимая при этом, что в идеале лучше бы этого не делать, будь то вредная привычка или вредное поведение. Люди то, может, и могли бы жить иначе, получше, но не видят мотивацию, никто или почти никто не стимулирует их, и они привыкают, как привыкают к плохой экологии, вредным привычкам, бедности и бедному образу жизни, одиночеству в мегаполисах, несправедливости; суррогатам, которые даёт людям прогресс, которые сами по себе хороши, но в меру и если они не вырабатывают зависимости и не мешают полноценно жить.

В эту эпоху, когда люди хотят больше эндорфинов, а привычные вещи их не стимулируют, сенсоры чувств стали незаменимым средством для стимуляции, «вкуса к жизни».

Если вместо полноценной еды и напитков принимать питательные смеси в тюбиках как космонавты, то обычная еда обесценится. Если вместо натуральных развлечений придумать искусственные, то натуральные обесценятся. Если вместо настоящей жизни придумать искусственную, то и жизнь обесценится. Это прослеживается и жизнью в виртуальном мире, и очками виртуальной реальности, и наличием аватаров людей, виртуальных экосистем и систем. Человек стоит одной ногой в настоящей реальности, а другой – в искусственно созданной.

Чем меньше потребностей, тем больше свободы. Чем больше хочется, тем больше зависимости. Искусственно созданные потребности – это ключ к управлению человеком.